Для сегодняшнего ужина мы смогли добыть несколько лишних комплектов еды. Атлантический Союз, наверное, думает, что это прощальный ужин для нас с Эммой, но, по-видимому, он один из последних для нас всех. Взрослые заняты едой, и я могу представить, чего это стоит Эбби, Алексу, Мэдисону и Дэвиду. Дети же, как всегда, съедают обед в один присест, чтобы выяснить, кто справится быстрее, и скорее встать из-за стола и начать играть. Джек заканчивает первым, но и остальные не сильно от него отстают, и все вместе сразу же убегают в комнату. Как бы я хотел, чтобы они играли на улице или хотя бы в реабилитационном центре, но обогреть большое помещение слишком сложно.
Собравшиеся за столом взрослые стараются сохранять хорошее настроение, но эта битва проиграна еще до ее начала. Мы все знаем, что, наверное, в последний раз видим друг друга. Так хочется уцепиться за этот момент и этот ужин, насладиться каждой его секундой, каждой питательной крохой. Наконец, Фаулер с женой уходят домой, и, оставшись без них, мы делимся на две группы: Эмма, Мэдисон и Эбби с одной стороны стола, а Алекс, Дэвид и я, с другой.
– Сколько же всего будет кораблей? – спрашивает Дэвид.
Это секретная информация. Я сомневаюсь, что Дэвид или Алекс кому-то могут об этом сказать, да и не думаю, что на данном этапе это будет важно, но проверять все равно не стоит.
– Несколько. Запасные и запасные для запасных.
В кухню доносится эхо детского плача и обвинения в краже игрушки. Эбби уже хочет встать из-за стола, но ее останавливает Дэвид, отстранив рукой, и идет к детям сам.
– Ну-ка отдай. Это не твое, – строго выговаривает он.
Алекс тихо спрашивает:
– Боишься?
– Да.
Наши с братом отношения выросли во что-то, что я очень ценю. Мы не стали такими, как прежде, – братьями, которые смеются вместе над шутками и поддерживают друг друга. Алекс все еще держится довольно отстраненно, но теперь ему не все равно. Это очень похоже на врачебную дистанцированность: так о тебе беспокоится человек, когда думает, что тебе могут навредить, при этом он не хочет сильно с тобой сближаться, но и не может остаться в стороне. Теперь я это понимаю, потому что так же отношусь к моей новой команде.
– А Оскар тоже летит?
– Да, – отвечаю я, стараясь не смотреть брату в глаза.
– И что ты им рассказал о нем?
– Сказал, что он мой ассистент и что мне нужна его помощь в робототехнической лаборатории на корабле. Комитету по подбору команды этого было вполне достаточно.
– Эбби рассказала, что Эмма отправляется с тобой.
Я перевожу взгляд на нее: она улыбается, рассказывая историю, а Мэдисон и Эбби хохочут.
– Да, и это пугает меня больше всего.
Какое-то время мы сидим молча, глядя на неутомимо играющих детей. Они словно маяк надежды – доказательство того, что в итоге все будет хорошо. Дети адаптируются гораздо лучше, чем мы можем подумать, именно поэтому наш вид выжил и смог так долго сохраниться. Я успокаиваю себя тем, что наши дети скоро все это забудут – при условии, конечно, что мы сможем все пережить. Надеюсь, я буду прав. Правда, не уверен, что для нас, для взрослых, это пройдет бесследно. Будущее не для нас.
* * *
После ужина мы с Эммой лежим в постели и смотрим в потолок, слишком уставшие, чтобы читать. Через некоторое время она, приблизившись, целует меня в лоб, желает спокойной ночи и с усилием произносит:
– Выключи свет.
Я остаюсь лежать при свете своей прикроватной лампы. Чем ближе к старту – тем больше я в себе сомневаюсь. Сомневаюсь во всем: в кораблях, в самой миссии и в одном очень важном решении, которое я принял.
– Могу я тебя спросить кое о чем?
– Конечно. – Она поворачивается ко мне лицом.
– Обещаешь, что никуда не уйдешь?
Она садится на кровать.
– Мне пора.
– Если миссия… Если мы не достигнем успеха, то ты гораздо дольше проживешь, оставшись тут – на Земле. И сможешь провести больше времени со своей семьей.
– Я лечу в космос не только за тем, чтобы добавить часы, дни или недели к своей жизни. Я лечу ради будущего, ради своей команды с МКС, ради той сущности, что их убила. Моей работой было защищать их, и я потерпела неудачу. Хоть я никогда и не рассказываю тебе, но этот груз всегда со мной: на всем пути к артефакту, при возвращении домой и все время, что мы тут.
– Чего бы мы там ни уничтожили – груз от этого не пропадет.
– Может быть. Но попытаться все равно стоит. Дело ведь не только в МКС, но и в «Пакс». Как же Гарри, Григори, Мин, Лина, Идзуми и даже Шарлотта, какой бы упрямой она ни была? Я скучаю по ним, и, хотя у нас у каждого есть свои семьи здесь, наша одна общая семья осталась там. Если же вспоминать и МКС, то получается, что я потеряла слишком много людей. Так что без меня ты не полетишь.
Я вздыхаю, понимая, что разговор окончен. Попытаться все же стоило.
Она включает лампу со своей стороны.
– Слушай, а что, если мы ошибаемся?
– Что ты имеешь в виду?
– Мы ведь исходим из того, что «сборщик» создает новые солнечные ячейки, находясь в Поясе астероидов. А что, если на деле происходит что-то совершенно иное? Что, если на Церере нет никакого «сборщика»? Что, если там сотни кораблей, готовых к войне? Или вообще ничего нет? Что, если солнечные ячейки, как саранча, путешествуют от системы к системе, собирая энергию звезд миллионы и миллиарды лет, прежде чем вернуться в какое-то хранилище или отправиться в другом направлении?
Она задает те вопросы, которые не дают мне покоя последние несколько недель. И один из них крутится в мозгу именно сейчас. Сказать по правде, я понятия не имею, что нам делать, если я ошибся. Можно было бы сказать ей, что мы что-нибудь придумаем, но ведь она слишком умная и не поверит. Если «сборщика» на Церере нет или если он есть, скажем, на одной из лун Юпитера, Сатурна или Урана, то мы просто не сможем до него добраться. Миссия будет провалена.
Поэтому я говорю Эмме то же самое, что ответил себе, НАСА и нашим союзникам:
– Церера – это логичный выбор. Она расположена близко к Солнцу, но не настолько, чтобы могли ее наблюдать. Так что это точно она.
Надеюсь, я прав, ведь от этого, по-видимому, зависит судьба человечества.
* * *
Проносятся суматошные последние дни и часы перед стартом. Мы все проверяем и перепроверяем, потому что места ошибке больше нет. Если запуск не удастся, то попробовать еще раз мы не сможем. Это и в самом деле «все или ничего».
И кроме всего прочего, эта миссия будет очень сложной. Путешествие к Церере в поясе астероидов будет самым долгим управляемым космическим полетом в истории, а корабли – самыми большими и, конечно, самыми сложными.
Трехсторонний альянс выбрал меня руководителем этой экспедиции, как я полагаю, из-за моего опыта с солнечными ячейками. Но я также должен быть благодарен тому видео, которое отправили на Землю в капсуле вместе со мной и Эммой. Голоса их соотечественников стали для Каспии и Тихоокеанского Альянса основой доверия ко мне. Для меня же подобное доверие – это долг, который я должен вернуть.
