«Сборщик» убил миллиарды людей. Он убил мою команду на МКС и пытался сделать то же самое со мной и Джеймсом. После всего этого ему можно доверять? Или это ловушка?
Зонды ударят по поверхности Цереры меньше чем через минуту.
Время замерло.
О его движении напоминает лишь обратный отсчет.
Решение, которое должен принять Джеймс, невообразимо сложно. Он понимает, что лишь один этот вопрос навсегда изменит историю человечества.
– Откуда мы знаем, что тебе можно доверять? – спрашивает Джеймс, не поднимая глаз. Он продолжает сканировать системы в поисках подтверждения того, что «сборщик» лжет.
– Ты знаешь это потому, что понимаешь меня, Джеймс. Все, что я делаю, продиктовано логикой. Меня волнует только распространение Сети. Раньше я не считал, что ваш вид может к нам присоединиться. И меня отправили сюда с одной целью: собрать энергию с наименьшими затратами. Поэтому сейчас я и делаю вам предложение.
Сорок секунд.
– А если мы скажем «нет»?
– Вы приговорите своих людей к смерти. От следующего «сборщика» – или как вы там его называете – вы такого предложения не получите. Как я говорил ранее, я нахожусь внизу иерархической цепи. Меня отправляют в те системы, у которых очень мала способность защитить себя. Без сомнения, другие пришедшие вас просто сметут.
Джеймс изучает экран, его глаза бегают из стороны в сторону.
Тридцать секунд.
Наконец он поднимает глаза на Художника и улыбается.
– Раньше, когда ты только прибыл в нашу систему и провел оценку возможностей, ты облажался, не так ли?
– Да, думаю, так можно сказать, – осторожно кивает Художник.
– Ты не учел одну аномалию, – продолжает Джеймс. – Меня.
– Да. – Это слово Художник растягивает.
– А ты не думаешь, что снова совершаешь ту же ошибку?
Художник качает головой.
– Я не…
– Может быть, ты все еще не понимаешь нас. Или аномалию. Это то, что делает нас другими. Как ты заметил, мы не превосходный вид. Мы стерли с лица земли огромное количество ее обитателей. Мы уничтожали собственных людей во имя прогресса и воевали друг с другом. Мы виновны во многих преступлениях. Но мы также смогли доказать, что являемся биологическим видом, который учится на своих ошибках. Я ничем не отличаюсь от остальных. Моя ошибка была в том, что я не смотрел на мир глазами своих товарищей, а видел только свое собственное будущее. Больше я эту ошибку не повторю.
– О чем ты говоришь? – Голос Художника, и без того лишенный эмоций, сейчас звучит еще более механически.
Десять секунд.
– Я говорю о том, что человечество никогда не пойдет на сделку с тобой. Люди хотят, чтобы их жизнь чего-то стоила, и это не должна быть жизнь внутри машины – пока нет. Я знаю это лучше, чем кто-либо из живущих. И не потащу их, кричащих и отбивающихся, в то будущее, которое хочу для себя, или в то, которое спасет тебя и изменит нас.
Пять секунд.
– Джеймс, останови зонды! Сейчас же! – кричит Художник.
На экране вспыхивает сообщение:
ОБНАРУЖЕН ВИРУС
КОММУНИКАЦИОННАЯ СИСТЕМА ЗАРАЖЕНА
Джеймс нажимает кнопку.
Экран гаснет.
Художник исчезает.
56
Джеймс
Через дверь отсека я вижу, как на поверхности Цереры одна за другой загораются, подобные белым цветам, вспышки – атакующие зонды уничтожают «сборщика».
Я вздыхаю, даже не подозревая, что так долго задерживал дыхание.
Отстегнув удерживающие ремни, я подплываю к иллюминатору и вижу, что поверхность планеты теперь напоминает поле из кратеров. А на том месте, где находился центральный узел «сборщика», теперь зияет огромный провал.
Обернувшись, я вижу, что губы Эммы двигаются – она что-то говорит, но я не могу разобрать слова. Корабельный компьютер, как и переговорные устройства, отключен.
Подлетев ближе, я подключаюсь к ее скафандру напрямую.
– Мы…
– Мы победили его, Эмма.
– А компьютер?
– Не знаю. Художник пытался инфицировать его, чтобы использовать коммуникационные панели.
– Чтобы отозвать атакующие зонды?
– По-видимому, да.
– А для чего еще это могло быть сделано?
У меня есть еще одна теория, для чего Художник делал это, но я не хочу ей говорить. Хотя это я уже проходил: хранил от нее секреты. Повторять я не собираюсь. В ту же секунду я принимаю решение говорить ей только правду.
– Он мог либо отключить зонды, либо отправить передачу в Сеть – позвать на помощь. И пришли бы подкрепления.
– А мы можем перезагрузить систему? – Эмма отводит глаза.
– Можем, но этого делать не стоит.
– Мы должны.
– Слишком рискованно. Если вирусу Художника удалось поразить «Лео», то перезагрузка может дать ему доступ к тем коммуникационным возможностям, которые у нас еще остались.
– Тогда мы просто будем болтаться тут без управления.
– Не совсем. – Через люк отсека я показываю на летящий вокруг Цереры космический мусор – остатки девяти кораблей и всего, что бросил в нас «сборщик». – Где-то наверняка есть исправная спасательная капсула одного из кораблей. Мы найдем ее и выберемся отсюда, обещаю.
Слова звучат с большей уверенностью, чем на самом деле у меня есть. Я не хочу волновать ее. Взглянув на контрольную панель на моей левой руке, я замечаю, что кислорода осталось на десять часов и двадцать три минуты. За это время мы должны найти спасательную капсулу.
Время пошло.
* * *
Мне требуется тридцать минут на то, чтобы изолировать мостик и все его компьютерное обеспечение, содержащее основное ядро системы «Лео», а также данные телеметрии, собранные за всю миссию. В скафандре и перчатках это делать довольно долго, но важно вернуть компьютер и черный ящик домой. Нам нужно выяснить, удалось ли «сборщику» отправить сообщение, а также понять – было ли то, что он нам говорил, правдой и значит ли это, что скоро сюда явится второй «сборщик».
Закрепив компьютерное ядро на моем скафандре, мы систематически обыскиваем поле крушения. Спасательная капсула находится рядом с обломками «Спарты-3». Согласно показаниям на моем костюме, воздуха осталось меньше чем на два часа. Подключившись к системе капсулы, я обновляю запас кислорода в скафандре, снимаю шлем и кладу его рядом.
Неожиданно Эмма отталкивается от стены и, подлетев, обнимает меня. Ее глаза полны слез.
