На следующий день Хоукмуна снова заключили в объятия интеллектуальной машины, только на этот раз он лежал на спине, вытянувшись во весь рост, и глядел в потолок, пока перед глазами сменялись разные картины. Затем эти картины появлялись на экране.
На лице Хоукмуна не отражалось никаких чувств. Он пережил серию галлюцинаций, оказываясь в самых опасных ситуациях: ему приходилось спасаться от океанского упыря, от лавины, от трех вооруженных мечами противников. Он делал вынужденный выбор между прыжком с третьего этажа и смертью в пожаре. И каждый раз спасался, проявляя храбрость и смекалку, хотя его реакции были механическими, а не подсказанными страхом. Множество подобных тестов было проделано, он прошел все, ни разу не выказав ни одной сильной эмоции. Даже когда интеллектуальная машина заставляла его смеяться, плакать, ненавидеть или любить, это было не чем иным, кроме как физиологией.
Наконец Хоукмуна выпустили из машины, и он увидел перед собой змеиную маску барона Калана.
– Складывается впечатление, что ты каким-то странным образом слишком уж нормален, дорогой герцог, – зашептал барон. – Парадокс, верно? Да-да, слишком нормален. Как будто какая-то часть твоего разума вовсе исчезла, отсоединилась от тебя. Однако мне остается лишь доложить барону Мелиадусу, что ты представляешься мне в высшей степени подходящим для его целей – конечно, если будут предприняты некоторые предосторожности.
– Что у него за цели? – спросил Хоукмун без особого интереса.
– Об этом он расскажет сам.
Вскоре после этого барон Калан ушел, а два стражника из ордена Богомола повели Хоукмуна через лабиринт коридоров. Наконец они дошли до серебряной, отполированной до блеска двери, за которой оказалась беспорядочно заставленная мебелью комната. Стены, пол и потолок сплошь состояли из зеркал, и только одинокое окно в человеческий рост было лишено чужих отражений. Оно вело на балкон, с которого можно было бы любоваться городом, а рядом с проемом стоял человек в черной волчьей маске. Барон Мелиадус.
Барон обернулся и, жестом отпустив стражников, потянул за шнурок – на зеркальные стены опустились гобелены. Впрочем, Хоукмун по-прежнему мог увидеть свое отражение в потолке. Или в гладких полах, если бы он того пожелал. Но смотреть в окно было интереснее.
Густой туман заволакивал город, охватывая башни черно-зелеными завитками и заслоняя реку. Был вечер, солнце почти село, и башни походили на диковинные рукотворные скалы, торчавшие из доисторического моря. Если бы оттуда вынырнула гигантская рептилия и уставилась своим глазом в покрытое грязными потеками окно, он и тогда не нашел бы ничего удивительного.
Когда зеркальные стены закрылись, в комнате сделалось еще мрачнее, потому что здесь не было источников света. Барон, стоя в раме окна, бормотал что-то самому себе, не обращая на Хоукмуна внимания.
Откуда-то из недр города донесся разнесенный туманом и сразу же оборвавшийся искаженный крик. Барон Мелиадус снял волчью маску и внимательно посмотрел на Хоукмуна, которого уже почти не было видно в сумеречных тенях.
– Подойди к окну, милорд.
Хоукмун шагнул к нему, пару раз поскользнувшись на коврах, которые частично закрывали зеркальный пол.
– Итак, – начал Мелиадус, – я переговорил с бароном Каланом, и он сообщил мне о загадке, о психическом состоянии, какое он не в силах объяснить. Он сказал, что часть тебя как будто умерла. Отчего она умерла, хотелось бы мне знать? От горя? От унижения? От страха? Я не ожидал, что возникнут подобные осложнения. Я надеялся заключить соглашение, как мужчина с мужчиной, обменять кое-что ценное для тебя на услугу, которую ты окажешь мне. Хотя я не вижу причин, почему бы мне не получить эту услугу, я теперь не вполне уверен, как подойти к вопросу. Ты согласишься на сделку, дорогой герцог?
– Что тебе нужно? – Хоукмун смотрел мимо барона, на темнеющее небо за окном.
– Ты слышал о графе Брассе, старом вояке?
– Да.
– Он теперь лорд-хранитель, защитник провинции Камарг.
– Это я тоже слышал.
– Он проявил упрямство, противясь воле короля-императора, нанес оскорбление Гранбретани. Мы хотим вернуть ему здравомыслие. Чтобы это сделать, необходимо похитить его дочь, которую он обожает, и привезти ее в Гранбретань в качестве заложницы. Он не поверит ни одному нашему посланцу и даже просто чужаку, зато он наверняка слышал, как ты проявил себя в битве за Кёльн, и, несомненно, сочувствует тебе. Если бы ты появился в Камарге, спасаясь от Империи, он, скорее всего, принял бы тебя. А для человека твоих способностей не составит труда подгадать верный момент, схватить девчонку и доставить ее к нам. За пределами Камарга мы, само собой, сможем оказать тебе всяческую поддержку. Камарг маленький. Ты с легкостью ускользнешь.
– Это всё, чего вы от меня хотите?
– Именно так. И взамен мы вернем тебе твои земли, чтобы ты правил ими как тебе будет угодно, до тех пор пока ты ни словом, ни делом не выступаешь против Темной Империи.
– Мой народ страдает под властью Гранбретани, – неожиданно проговорил Хоукмун, словно его осенило. Он говорил без жара, но как человек, принявший некое моральное решение. – Людям будет лучше, если править стану я.
– Ага! – улыбнулся барон Мелиадус. – Значит, сделка кажется тебе разумной!
– Да, хоть я и не верю, что ты выполнишь свою часть.
– Почему же нет? Нам только на руку, если страной, доставляющей беспокойство, будет править человек, которому доверяет народ – и которому мы тоже можем доверять.
– Я поеду в Камарг. Я расскажу им твою легенду. Я украду девушку и привезу в Гранбретань. – Хоукмун вздохнул и посмотрел на барона. – Почему бы и нет?
Сбитый с толку странными манерами Хоукмуна и не привыкший иметь дело с подобными личностями, Мелиадус нахмурился:
– Мы не можем быть до конца уверены, что ты не ведешь какую-то сложную игру, пытаясь сбежать. Хотя интеллектуальная машина до сих пор была безукоризненно точна, не исключено, что ты владеешь некой тайной магией, обманувшей ее.
– Я ничего не знаю о магии.
– И я тебе верю – почти. – Голос барона немного повеселел. – Но нам нет нужды опасаться – существует прекрасное средство от любого предательства с твоей стороны. Средство, которое либо приведет тебя обратно, либо убьет, если мы поймем, что тебе больше нельзя доверять. Это устройство было недавно открыто бароном Каланом, хотя, насколько я понимаю, изобрел его не он сам. Называется оно Черный Камень. Завтра ты получишь его. А сегодня переночуешь во дворце – тебе отведены комнаты. Перед отъездом ты удостоишься чести предстать перед его величеством королем-императором. Немногим чужестранцам так повезло.
После этих слов Мелиадус вызвал стражников в масках насекомых и приказал им отвести Хоукмуна в его покои.
Глава третья
Черный Камень
На следующее утро Дориана Хоукмуна снова отвели к барону Калану. Змеиная маска как будто цинично усмехалась, глядя на него, но сам барон почти ничего не сказал. Лишь провел его через анфиладу комнат и залов до помещения с простой стальной дверью – первой из тех трех, что отделяли от остального мира маленькую, ослепительно яркую комнату со стенами из белого металла. Середину комнаты занимала машина поразительной красоты. Она почти целиком состояла из нежных паутинок, красных, золотых и серебряных, которые принялись гладить лицо Хоукмуна, даря ощущение человеческого тепла и жизненной силы. Нити, двигавшиеся как будто от дуновения легкого ветерка, издавали едва слышную музыку.
