В центре зала, где тоже валялось несколько мертвых тел, возвышался величественный трон черного дерева, украшенный медными пластинами. Перед ним, свисая с потолка, который в этом месте был относительно низок, покачивалась клетка, похожая на птичью, только гораздо, гораздо больше. В ней, съежившись, сидел человек.
Если не считать обитателя клетки, зал был совершенно пуст; Хоукмун вошел и осторожно приблизился к узилищу.
То самое тоскливое, мучительное бормотанье исходило именно отсюда, хоть это и казалось невозможным. Должно быть, акустика странного зала настолько усиливала его.
Подойдя к клетке, Хоукмун увидел лишь силуэт человека – слишком уж тусклым был свет.
– Кто ты? – позвал он. – Пленник Безумного бога?
Стоны замерли, человек закопошился. Прозвучал глубокий и гулкий печальный голос:
– Да, можно сказать и так. Самый несчастный пленник на свете.
Теперь Хоукмун смог его разглядеть получше. У обитателя клетки была длинная, напряженно вытянутая шея, очень худое тело. Копна седых, свалявшихся от грязи волос топорщилась на голове, с подбородка на целый фут свисала жидкая и не менее грязная борода, над которой нависал крупный крючковатый нос. В глубоко посаженных глазах светилось тихое безумие.
– Но тебя можно спасти? – спросил Хоукмун. – Может, мне разжать прутья?
Человек пожал плечами.
– Дверь клетки не заперта. Меня удерживают не прутья. Я заперт внутри своей несчастной головы. О, бедный я, бедный!
– Кто ты?
– Когда-то я был известен как Стальников из прославленного рода Стальниковых.
– И тебя поработил Безумный бог?
– Да. Поработил. Именно так. – Узник в незапертой клетке повернул к Хоукмуну огромную голову с тоскливыми глазами. – А ты кто такой?
– Я Дориан Хоукмун, герцог Кёльнский.
– Германец?
– Когда-то Кёльн был частью страны, именовавшейся Германия.
– Я боюсь германцев. – Стальников забился в дальний конец клетки, подальше от Хоукмуна.
– Не нужно меня бояться.
– Не нужно? – Стальников хихикнул, и безумный смешок заполнил весь зал. – Не нужно? – Он сунул руку под одежду и вынул что-то, прикрепленное к цепочке у него на шее. Вещица засветилась глубоким красным светом, словно огромный рубин, подсвеченный изнутри, и Хоукмун увидел на ней символ Рунного посоха. – Не нужно? Значит, ты не тот германец, который пришел, чтобы отнять у меня силу?
Хоукмун ахнул.
– Красный Амулет! Откуда он у тебя?
– Как же, – проговорил Стальников, поднимаясь на ноги и жутко улыбаясь, – я снял его тридцать лет назад с тела воина, которого выследили и убили мои приближенные. – Он погладил амулет, и тот вспыхнул так, что едва не ослепил Хоукмуна. – Вот он, Безумный бог. Вот источник моего безумия и моей силы. Вот он и держит меня в плену!
– Так это ты Безумный бог! Где моя Иссельда?
– Иссельда? Девчонка? Эта новенькая со светлыми волосами и нежной белой кожей? А зачем тебе?
– Она моя.
– И тебе не нужен амулет?
– Мне нужна Иссельда.
Безумный бог захохотал, и его смех заполнил весь зал, задрожал во всех уголках кривого дворца.
– Так забирай ее, германец!
Он захлопал своими клешнями, все его тело задергалось, словно марионетка, и клетка бешено затряслась.
– Иссельда, девочка моя! Иссельда, послужи своему хозяину!
Из недр зала, из того места, где потолок почти касался пола, выбралась девушка. Хоукмун видел ее силуэт, но в полумраке не мог с уверенностью сказать, действительно ли это его возлюбленная. Он убрал меч в ножны и шагнул к девушке, всматриваясь в ее черты. Да, движения, осанка… это Иссельда.
Хоукмун протянул руки, чтобы обнять ее, улыбка уже коснулась его губ, но в этот миг раздался дикий звериный рык. Девушка бросилась на него, стремясь дотянуться металлическими когтями, которыми сейчас заканчивались ее пальцы, до его лица. Нежное лицо искажала жажда крови, и все ее тело было затянуто в какой-то костюм, топорщившийся острыми шипами.
– Убей его, красотка Иссельда! – захихикал Безумный бог. – Убей его, мой цветочек, и мы наградим тебя его потрошками.
Хоукмун вскинул руки, чтобы отвести от себя стальные когти, но один из них все-таки его зацепил. Он спешно отскочил назад.
– Иссельда, нет! Это же я, Дориан, твой жених…
Однако в безумных глазах не было узнавания, а рот оказался изломан страшной гримасой. Девушка снова замахнулась когтями – Хоукмун отшатнулся, взглядом умоляя, чтобы она узнала его.
– Иссельда…
Безумный бог хихикал, держась за прутья клетки и с жадностью наблюдая за происходящим.
– Убей его, цыпочка моя. Вырви ему глотку.
Хоукмун едва не плакал, уворачиваясь от сверкающих когтей.
– Что за сила заставила ее забыть свою любовь ко мне?
– Сила Безумного бога, она подчиняется ей, как и я, – ответил Стальников. – Красный Амулет всех делает своими рабами!
– Только в руках злодея… – Хоукмун снова отшатнулся, но недостаточно быстро, чтобы совсем избегнуть когтей. И бросился к клетке.
– Амулет превращает в злодеев всех, кто его носит. – Иссельда вцепилась Хоукмуну в рукав, и Стальников захихикал. – Всех…
– Всех, кроме слуги Рунного посоха!
Голос, прозвучавший гулко и весомо, раздался от дверей тронного зала, и принадлежал он Воину из гагата-и-золота.
– Помоги мне, – попросил Хоукмун.
– Не могу, – ответил Воин из гагата-и-золота, не трогаясь с места: он поставил на пол свой огромный меч и опустил на рукоять руки в латных перчатках.
Оступившись, герцог Кёльнский почувствовал, как когти впиваются ему в спину, и вскинул руки, чтобы перехватить запястья Иссельды. Вскрикнул от боли – в ладони вонзились шипы, которыми были усеяны рукава ее одежды, – но все же сумел высвободиться и, отбросив девушку в сторону, подскочил к клетке, где заходился восторженным смехом Безумный бог.
Хоукмун прыгнул и подтянулся на прутьях, сбив Стальникова с ног – тот отскочил к дальней стенке, и теперь его взгляд был полон ужаса. Иссельда приплясывала внизу, пытаясь достать жениха когтями, а когда ему удалось, распахнув клетку, протиснуться внутрь, завыла от неудовлетворенной жажды крови. В свете амулета ее глаза сияли алым.
При взгляде на любимую женщину герцог Кёльнский не мог сдержать слез, но затем он повернулся к Безумному богу, и в глазах его вспыхнула ненависть.
– Прочь, смертный. – Зычный голос Стальникова, все такой же скорбный, разнесся по залу. – Подчинись мне, подчинись амулету…
Безумец погладил свой амулет, направляя луч света в глаза Хоукмуну.
