– Хоукмун, я оскорблен. Откуда такое подозрение?
– Оттуда, что ты передал нас в руки Мелиадуса. Должно быть, ты подготовил ловушку заранее, когда говорил с теми Волками в карпатской деревне. Ты отправил их на поиски своего хозяина и договорился заманить нас в лагерь, чтобы нас было проще схватить.
– Что ж, звучит правдоподобно, – согласился Д’Аверк. – Хотя можно посмотреть и с другой стороны: те солдаты узнали меня и проследили за нами. В лагере я услышал, что Мелиадус отправил на твои поиски отряд, и решил сказать ему, что заманил тебя в ловушку, чтобы хоть кто-то из нас остался на свободе. – Д’Аверк помолчал. – Ну, как звучит?
– Чушь.
– Что ж, согласен, чушь. Ладно, Хоукмун, времени мало. Так как, посмотрим, смогу ли я сжечь цепи, не испепелив при этом вас, или же предпочитаете сидеть на месте и следить за ходом сражения?
– Сожги цепи. Тогда у меня хотя бы будут свободны руки, и я смогу придушить тебя, если ты солгал!
Д’Аверк поднял маленькое огненное копье и направил под углом на закованные руки Хоукмуна. Затем он коснулся переключателя, и луч жаркого огня ударил из сопла. Хоукмун ощутил, как боль пронизывает руку, но только стиснул зубы. Боль все усиливалась, и он уже думал, что вот-вот закричит, но в следующий миг раздался звон, и одно из звеньев цепи упало на дно повозки, а следом – и часть его тяжкого груза. Рука была свободна, правая рука! Он потер ее и едва не вскрикнул, коснувшись того места, где был начисто выжжен доспех.
– Быстрее, – бросил ему Д’Аверк. – Вот, держи цепь. Теперь дело пойдет веселей.
Разобравшись с его оковами, они освободили Иссельду и Оладана. Под конец Д’Аверк уже заметно нервничал.
– У меня ваши мечи, новые маски и лошади для вас. Идите за мной. И побыстрее, пока не вернулся Мелиадус. Сказать по правде, я думал, что он появится раньше.
Они прокрались в темноте к тому месту, где стояли стреноженные лошади, надели маски, затянули перевязи с мечами, сели верхом.
Тут они услышали топот копыт – кто-то несся галопом вверх по холму в их сторону, звучали испуганные голоса, затем раздался гневный рык, какой мог издать только Мелиадус.
– Быстрее! – прошипел Д’Аверк. – Мы должны ехать сражаться за Камарг!
Они пустили лошадей в бешеный галоп, спускаясь по холму туда, где шло основное сражение.
– Дорогу! – выкрикивал Д’Аверк. – Дорогу! Войско идет. Подкрепление для фронта!
Люди бросались врассыпную от их несшихся через лагерь коней, осыпая проклятиями четверку бесшабашных всадников.
– Дорогу! – ревел Д’Аверк. – Сообщение для главнокомандующего! – Он успел повернуть голову к Хоукмуну и крикнуть: – Скучно повторять одну и ту же ложь! – И снова принялся вопить: – Дорогу! Лекарство для зачумленных!
За спиной они слышали других лошадей: Мелиадус со своими солдатами кинулся в погоню.
Они видели, что бой впереди еще продолжается, но уже не такой напряженный.
– Дорогу! – ревел Д’Аверк. – Дорогу барону Мелиадусу!
Лошади перепрыгивали упавших людей, огибали военные машины, галопом проносились по лужам огня, подбираясь все ближе и ближе к башням Камарга, а за спиной у них звучали крики барона.
Они пересекли линию, за которой лошадям пришлось идти прямо по трупам; основные силы Темной Империи остались у них за спиной.
– Снимаем маски, – крикнул Д’Аверк. – Это наш единственный шанс. Если камаргцы вовремя узнают тебя и Иссельду, они перестанут стрелять. Если же нет…
Из темноты вылетел яркий луч огненного копья, едва не угодивший в Д’Аверка. Другие огненные копья попали в цель у них за спиной, без сомнения, убив кого-то из солдат Мелиадуса. Хоукмун дергал ремни шлема-маски и наконец сумел распустить их и отшвырнул шлем за спину.
– Стойте! – До них донесся голос барона Мелиадуса. – Вас испепелят свои же! Дураки!
Со стороны Камарга снова замелькали вспышки огненных копий, освещая ночь рубиновым заревом. Лошади скакали прямо по мертвецам, не успевая перепрыгивать их. Д’Аверк прижался к шее своего коня, Иссельда с Оладаном тоже пригнулись пониже, один только Хоукмун выхватил меч и прокричал:
– Народ Камарга! Я – Хоукмун! Хоукмун вернулся!
Копья не перестали плевать огнем, однако кони уже были под самой башней Камарга. Д’Аверк тоже выпрямился в седле.
– Камаргцы! Я привел вам Хоукмуна, и он… – Его захлестнуло огнем. Он закричал, всплеснув руками, и начал заваливаться в седле. Хоукмун спешно подъехал, подхватив его. Доспех раскалился докрасна, местами оплавился, но Д’Аверк, кажется, был еще жив. Слабый смешок сорвался с обожженных до волдырей губ. – Как я ошибся, связав свою судьбу с твоей, Хоукмун…
Оладан с Иссельдой тоже остановились, их кони испуганно затоптались на месте. А барон со своими солдатами приближался.
– Оладан, возьми поводья его лошади. Я поддержу его в седле, и мы попробуем доехать до башни.
Пламя снова сверкнуло, на этот раз со стороны Гранбретани.
– Стой, Хоукмун!
Тот пропустил команду мимо ушей, медленно выбирая дорогу между грязными лужами и мертвецами и стараясь не уронить Д’Аверка.
Когда с башни полыхнуло ярким огнем, Хоукмун прокричал:
– Люди Камарга! Здесь Хоукмун и Иссельда, дочь графа Брасса.
Свет погас. Лошади отряда Мелиадуса были совсем близко. Иссельда уже едва не падала из седла от усталости. Хоукмун приготовился к схватке с Волками.
Но тут вниз от башни на белых рогатых конях Камарга с топотом спустился отряд стражников в доспехах, окружив измотанную четверку.
Один из стражников внимательно всмотрелся в лицо Хоукмуна, и глаза его засветились от радости.
– Это мой господин Хоукмун! И Иссельда! Да, теперь удача на нашей стороне!
Увидев воинов Камарга, Мелиадус со своим отрядом остановился в отдалении. Затем гранбретанцы развернулись и скрылись в темноте.
Путники добрались до замка Брасс к рассвету когда блеклый солнечный свет упал на заводи, осветив диких быков на водопое, которые поднимали головы и глядели им вслед. Ветер колыхал камыш, отчего тот вздымался, словно море, а на холме напротив города дозревали виноград и другие плоды. На вершине холма стоял замок Брасс, надежный, старинный, как будто не тронутый войной, бушевавшей на границах провинции.
Они поднялись по спиральной белой дороге, въехали во двор, где радостные конюшие кинулись принимать лошадей, и вскоре вошли в главный зал, полный трофеев графа Брасса. В зале было непривычно холодно и тихо, у огромного камина их дожидался одинокий человек. Хотя он улыбался, в глазах его читался страх, а лицо казалось гораздо старше того, что запомнил Хоукмун, – это был мудрый сэр Боженталь, философ и поэт.
Боженталь обнял Иссельду, затем кинулся пожимать руку Хоукмуна.