– Этой мой мир! – неистово звенящий в ушах голос. Оливия попыталась пошевелиться, но не смогла. Лежала на боку, как свернутый коврик. Изящная ножка с идеальным педикюром несильно пнула её. Девушка упала на спину и растянулась на полу. Коврик кто-то развернул. – Какого черта ты лезешь?
С трудом Лив удалось пошевелить губами и едва слышно прошептать:
– Ты Ева?
– Ева, Ольга, Эм ил и… у меня было много имен, – ответил голос откуда-то сбоку. – А вот, кто ты? Зачем ты шатаешь мой мир? Почему ты его разрушаешь?
– Потому что твой мир – грязь. Он питается похотью, развратом. Здесь принуждают людей.
Собеседница противно поцокала язычком о нёбо.
– Ты сейчас не в том положении, чтобы обвинять мой мир, Оливия Хорнби. Из-за тебя мой сын умирает, из-за тебя мир, в который я вложила столько сил, погибнет.
– Не много ли ответственности на одной мне? – прохрипела Лив. Она начинала чувствовать свое тело, постепенно возвращалась возможность двигаться.
– Вполне достаточно. Как ты вообще умудрилась к нему попасть? Каким ветром тебя занесло к Дереку? Я все сделала, чтобы… – тут разболтавшаяся "богиня" осеклась, поняв, что ляпнула лишнего. – Вы не должны были встретиться. Никогда.
Превозмогая слабость во всем теле, Оливия встала. Разговаривать лежа, стоя на коленях и подчиняясь – нет уж, достаточно. Хватит с неё этого унижения. Выпрямилась во весь рост, правая часть тела болела, видимо, после той яркой вспышки. Визуальных повреждений не было, но мало ли…
– Что значит не должны были встретиться? – нахмурилась Лив, наступая на невысокую хрупкую брюнетку с серыми ледяными глазами. Идеальные пропорции тела, соблазнительные. Мгновения хватило, чтобы понять, почему её называли второй Евой. Они немного похожи. По типажу: длинные волосы, форма глаз, комплекция. Для жителей мира амонов это был идеал и она, Лив, этому идеалу соответствовала.
– Твой мир – это извращение, девочка. Твой мир мне противен, каждой клеточкой кожи ненавижу населяющих его моральных уродов, прячущих собственные отвратительные рожи за маской высоких слов и красивых образов. О да, мы извращенцы, потому что честны в наших желаниях. В моем мире не поют песенки про любовь, чтобы затащить в постель, оттрахать по жесткому и выбросить не помойку. А честно тащат, ты точно знаешь, что будет, без лжи и предательства. О боже, как это мерзко, ахаха! – Ева оскалилась, как злая волчица, защищающая детеныша. – Я создала этот мир, чтобы оградить своих детей от ада, в котором ты живешь. От мира, в котором все лгут друг другу и себе. Здесь мои мальчики должны были обрести счастье. Жить счастливыми и свободными.
– Это ты называешь счастьем? – скривилась Лив. – Возможно, это счастье для тех, кто носит красный кристалл, повелевает всем. А как быть с теми, кто стоит на коленях? Они счастливы?
– Ты не заметила? Да, они счастливы. На коленях в моем мире оказывается лишь тот, кто готов на них стоять.
– Я не была готова, – как-то по-детстки выкрикнула девушка. Да, сейчас, стоя перед Евой, она чувствовала себя ребенком. Ярким, импульсивным максималистом. Ева держалась спокойно, говорила ровно и больше не выдавала эмоций. Её образ, сотканный, казалось, из энергии, периодически мерцал, как изображение на старом телевизоре.
– Ты не помнишь его, да? – снова сменила тему "богиня". У Лив складывалось впечатление, что её намеренно путали. – А он тебя помнил, – рассмеялась женщина так громко, что на секунду у девушки заложило уши. Она зажала их руками, не в силах терпеть. – Помнил тебя всегда. Я знала, что он хочет вернуться в тот мир, мой младший сын, сильный, красивый и разумный. Он всегда хотел увидеть тебя, посмотреть, какой ты стала. Мучился, искал способы сбежать. Я сжалилась над ним и стерла все воспоминания о тебе, ты же забыла его сама. Всё к лучшему, вы же были детьми. Такими наивными, не понимающими ничего, светлыми.
– Что? – полнейший абсурд. Ева ходила вокруг неё кругами и несла какой-то бред.
– Спроси у Дерека, если он сможет вспомнить, – гаденькая улыбочка, – Но это вряд ли. Я стерла все: понятие о любви, воспоминания о тебе. Когда поняла, что несмотря на мои усилия, он притащил тебя в мир, сделала так, чтобы ты попала в самое отвратительное место. Ты не должна была с ним встретиться. По моему плану, ты вешалась в том грязном борделе и не портила мне мальчика одним своим существованием. Ты никогда не полюбишь этот мир, после того, как целый год тебя использовали как тело, как куклу, как игрушку. Ты должна была сломаться и, если бы Дерек не вытащил тебя, сломалась бы. Как же ты бесишь, Оливия Хорнби!
– Так это ты? Из-за тебя я попала в бордель? – Лив подавила в себе желание вцепиться в горло этой самоуверенной брюнетке. Но имеет ли смысл? Ева умерла. – С кем я говорю? Ты мертва.
– Я теперь никода не умру. Я часть всего в этом мире, часть энергии. Пришлось уйти, спрятаться, чтобы Дерек остался. Привязать его к миру. Он хороший мальчик, бросить мир на гибель – нет, Дерек никогда бы на это не пошел. Я сделала все, чтобы из этого мира он не ушел никогда! Ему не за чем ковыряться в вашем лицемерии. Он слишком настоящий, слишком живой…
– До тех пор, пока не умрет, – не сдержала сарказма Лив, сжимая кулаки. – Как ты вообще могла такое допустить? Говорищь, как фанатичная мамаша, но истязаешь сына, как последняя тварь.
– Ты должна быть на его месте! – голос раскатистым громом прокатился по пространству…чего? Лив оглянулась. Вокруг лишь белый туман. – Ты должна была умереть!
Картинка в голове Оливии сложилась. Все частички сломанного пазла объединились, встали на свои места.
– Покушения – твоих рук дело?
– Разумеется, – Ева скрестила руки, скрывая обнаженную грудь. Одеждой "богиня" себя не утруждала. – Сама я не могла, а вот внушить ненависть к тебе паре фанатиков – это легко. Увы, они меня подвели. За это их накажет Нил. О, он умеет наказывать, как никто другой. – заметная дрожь пробежала по телу Евы. Лив хотела задать вопрос, но не успела. – Теперь к делу. Я сейчас в необычном положении. Сама спасти Дерека я не могу, но твоей энергии достаточно, чтобы сделать это. И ты сделаешь. – тонкой черной молнией женщина метнулась к Лив и грубо схватила за плечо. Кожу обожгло так, словно к ней приложили раскаленное железо.
– Что это? – Лив отпустили. На плече осталось изображение тонкой змейки, та шевельнулась и дернула язычком.
– Это? – оскалилась Ева. – Считай, мой подарок за спасение сына. За то, что ты сейчас вернешься, приведешь его в порядок, уйдешь из моего мира к чертовой матери и никогда не вернешься. Ну и, конечно, не скажешь ни слова Дереку о нашей встрече.
– Убери это, – девушка брезгливо смотрела на уродующий кожу рисунок. Никогда не любила татуировки, особенно, которые выглядят, как клеймо шлюхи.
– Нет. Я не верю людям, особенно, лжецам и предателям, которые населяют твой мир. Эта змейка – гарантия того, что ты будешь молчать. Только попробуй сказать ему хоть слово и сдохнешь в страшных муках. Для любой женщины моя метка – величайший дар.
