– Упражнения на свежем воздухе помогут, – сказал однажды вечером капитан Йозеф Ведла. – В теле, которое бездействует, разум разлагается. Это хорошо известно.
– Да, и здоровый разум сам это сознает. Но как убедить больной разум в благотворности подобных действий? – отозвался граф Брасс. – Чем дольше он остается в своих комнатах, играя с этими чертовыми моделями, тем хуже ему становится. А чем ему хуже, тем труднее нам достучаться до рациональной части его сознания. Смена времен года ничего для него не значит. Ночь для него ничем не отличается от дня. Меня бросает в дрожь, стоит лишь подумать, что, должно быть, творится у него в голове!
Капитан Ведла кивнул.
– Прежде он никогда не был склонен копаться в себе. Он был мужчина. Солдат. Разум без телесности – это все-таки слишком заумно. А он слыл человеком практическим. Иногда мне кажется, что он стал совершенно другой личностью. Как будто душа прежнего Хоукмуна бежала из его тела в страхе перед Черным Камнем и ее место заняла совсем другая душа!
Граф Брасс улыбнулся при этих словах.
– А ты на старости лет сделался фантазером. Хвалишь прежнего Хоукмуна за то, что он был человеком практичным, а потом выдвигаешь подобные предположения!
Капитан Ведла тоже невольно улыбнулся.
– Справедливо, граф Брасс! Однако, когда размышляешь о могуществе, каким обладали лорды Темной Империи, и вспоминаешь, какие силы помогали нам самим в нашей борьбе, разве подобное предположение не кажется имеющим под собой основания?
– Возможно. И если бы состоянию Хоукмуна не было более простого объяснения, я, возможно, согласился бы с подобной теорией.
Капитан Ведла смутился, пробормотав:
– Это всего лишь теория. – Он поднял бокал, посмотрев сквозь него на огонь камина, на играющее в стекле густо-красное вино. – Несомненно, этот напиток побуждает меня выдвигать подобные теории!
– Кстати о Гранбретани, – сказал граф Брасс чуть погодя. – Интересно, как королева Флана решила проблему упорствующих в своих заблуждениях старых лордов, которые до сих пор, как следует из ее писем, обитают в самых темных и недоступных частях Лондры? В последнее время от нее редко приходят новости. Возможно, ситуация ухудшилась, и она вынуждена уделять ей больше внимания.
– Но ведь недавно от нее было письмо?
– Да. Гонец привез. Два дня назад. Точно. Только письмо оказалось короче, чем обычно. Оно было почти официальное. В основном традиционное приглашение навещать ее, когда мне будет угодно.
– А не может быть так, что она обиделась, ведь ты то и дело отказываешься от ее гостеприимства? – предположил Ведла. – Может, она решила, что ты не испытываешь по отношению к ней дружеских чувств?
– Напротив, она всегда в моем сердце, вместе со светлой памятью о моей покойной дочери.
– Но ей-то ты об этом не говорил? – Ведла подлил себе вина. – А женщинам, между прочим, необходимо слышать такое. Даже королевам.
– Флана выше подобной ерунды. Она слишком умна для этого. Слишком тонко чувствует. Слишком добра.
– Возможно, – отозвался капитан Ведла таким тоном, словно сомневался в словах графа Брасса.
Граф Брасс понял его намек.
– Хочешь сказать, что я должен писать ей… более многословно?
– Ну… – капитан Ведла улыбнулся.
– У меня никогда не было способностей к литературе подобного рода.
– Твой стиль изложения (на любую тему) в лучшем случае обычно напоминает коммюнике, составленное в разгар битвы, – заметил капитан Ведла. – Но я ни в коем случае не хочу сказать, что это недостаток. Скорее, наоборот.
Граф Брасс пожал плечами.
– Мне хотелось бы, чтобы Флана знала, что я вспоминаю о ней с неизменной теплотой. Однако писать об этом я не могу. Неверное, мне стоит съездить в Лондру – принять ее приглашение. – Он окинул взглядом полный теней зал. – Сменю обстановку. В последнее время здесь что-то стало слишком мрачно.
– Можешь взять с собой Хоукмуна. Он когда-то горячо поддерживал Флану. Поездка к ней, наверное, единственное, что сможет оторвать его от игрушечных солдатиков.
Капитан Ведла поймал себя на том, что говорит с сарказмом, и тут же об этом пожалел. Он действительно сочувствовал Хоукмуну, уважал его, даже в его нынешнем состоянии. Однако мрачное настроение Хоукмуна в последнее время передавалось всем, кто сталкивался с ним, пусть даже ненадолго.
– Я предложу ему, – сказал граф Брасс.
Граф Брасс понимал собственные чувства. Часть его хотела немного отдохнуть от Хоукмуна. Однако совесть не позволяла уехать одному, не сообщив о поездке старому другу. Да и Ведла прав. Поездка в Лондру, наверное, отвлечет Хоукмуна от угрюмых размышлений. Впрочем, может быть, и не отвлечет. В этом случае, предчувствовал граф Брасс, путешествие и визит к королеве потребуют от него и от остального посольства большого напряжения душевных сил, даже по сравнению с тем, что они испытывают сейчас, в стенах замка Брасс.
– Поговорю с ним утром, – решил граф Брасс, поразмыслив. – Может быть, если он вернется в настоящую Лондру, отвлекшись от ее модели, меланхолия покинет его…
Капитан Ведла поддержал идею.
– Наверное, нам надо было подумать об этом уже давно.
Граф Брасс возмутился про себя, решив, что капитан Ведла преследует личные цели, предлагая ему взять Хоукмуна в Лондру.
– А ты поедешь с нами, капитан Ведла? – спросил он, чуть улыбнувшись.
– Но кто-то же должен остаться здесь вместо тебя… – отозвался Ведла. – Однако если герцог Кёльнский откажется от поездки, тогда я, конечно, буду рад тебя сопровождать.
– Я тебя понял, капитан.
Граф Брасс откинулся на спинку кресла, потягивая вино и поглядывая на старинного товарища с изрядной долей иронии.
Когда капитан Йозеф Ведла ушел, граф Брасс еще немного посидел в кресле. Он всё еще улыбался. Ему хотелось растянуть момент веселья, потому что он не испытывал ничего похожего уже целую вечность. Но теперь, когда мысль была высказана, он уже с нетерпением ждал поездки в Лондру, потому что только сейчас понял, до какой степени тоскливой стала атмосфера в замке Брасс, который некогда считался чудесным местом.
Он перевел взгляд на закопченные балки под крышей, печально размышляя о том, каким стал Хоукмун. Он подумал, а хорошо ли, в самом деле, что поражение Темной Империи принесло в мир спокойствие. Вполне вероятно, что Хоукмун, даже больше него самого, тот человек, который ощущает себя живым только в момент угрозы. Если, к примеру, в Гранбретани творится какая-то смута – если оставшиеся бунтари и ренегаты из числа побежденных всерьез угрожают власти Фланы, – наверное, неплохо попросить Хоукмуна заняться ими лично, разыскать и обезвредить.
Граф Брасс чувствовал, что подобного рода дело – единственное занятие, способное спасти его друга. Он интуитивно догадывался, что Хоукмун рожден не для мирной жизни. Есть такие мужчины, судьба которых – воевать на стороне добра или зла (если между двумя этими сторонами вообще есть какая-нибудь разница), и Хоукмун явно один из них.
