Одной из причин растущей популярности культа Амиды было верование в то, что в XI веке Япония вошла в маппо — Последнюю эпоху буддийского закона, которая, согласно ранним буддийским текстам, начнется через 2000 лет после смерти исторического Будды и продлится следующие 10 000 лет. Тексты утверждали, что это будет эпоха упадка и заката буддизма, времена темные и мрачные. Сайтё говорил: «В Последние дни Закона не останется никого, кто соблюдал бы заповеди Будды. Если же такие и останутся, они будут встречаться не чаще, чем тигр на рыночной площади». В течение эпохи маппо нельзя было надеяться только на собственные силы, ища спасения или благого перерождения: необходимо было верить в могущество сочувствующих будд, таких как Амида, которые могли гарантировать спасение.
Что же касается повседневной жизни, то аристократы эпохи Хэйан чаще руководствовались популярными верованиями и обрядами, чем доктринами официальной религии. Тем не менее многие такие верования зачастую вырастали из более глобальных философских учений, таких как даосизм или буддизм. Народные практики, в свою очередь, влияли на ритуалы, проводимые официальными буддийскими школами. Это видно, в частности, в «Повести о Гэндзи», где буддийские священники нередко занимаются экзорцизмом или прорицаниями.
Палата Темного и Светлого Начал (яп. Оммёдо) занималась астрологией, толкованием добрых и дурных знамений и другой деятельностью, направленной на достижение согласованности между государственной политикой и окружающим мирозданием. Их вердикты влияли также на повседневную жизнь: придворные распределяли свои дела и поездки в соответствии с вычисленными благоприятными и неблагоприятными днями и направлениями. Одни запреты были постоянными, другие временными. Северо-восточное направление было неблагоприятным всегда, однако иногда некоторые другие направления также считались вредными: так, для 16-летних неблагоприятным был северо-запад. Нельзя было чинить ворота летом, а колодец — осенью, поскольку считалось, что в это время там живут ками. Также существовали запреты, основанные на китайском 60-летнем цикле, и по нему специально вычисляли, когда безопаснее остаться дома, а когда лучше стричь волосы и ногти.
Ритуальная нечистота, особенно связанная с болезнью или смертью, распространялась на всех домочадцев пострадавшего, также делая их нечистыми. В такой дом не ходили гости, а на ставни вешали специальные таблички, предостерегавшие от того, чтобы заходить внутрь. Если сановник из нечистого дома был вынужден присутствовать на каком-то официальном мероприятии или иным образом выполнять свои обязанности, он прикреплял на свой головной убор специальный знак, чтобы люди не приближались к нему.
Мир человека эпохи Хэйан был густо населен чудищами, демонами, духами и прочими сверхъестественными существами. Например, тэнгу были птицеподобными существами с клювами и крыльями, обитавшими в горах и лесах и обладавшими волшебной силой. В более поздние эпохи образ тэнгу изменился: их стали изображать краснолицыми и длинноносыми. Лисы также ассоциировались со сверхъестественным: они могли колдовать, вселяться в людей или принимать человеческий облик. Так, лиса могла заманивать к себе доверчивых юношей, обернувшись красивой девушкой. Тануки — японская енотовидная собака, иногда называемая барсуком, — также менял свой облик и вселялся в людей, однако его считали более зловредным, чем хитрую лису.
Если тэнгу и лис хотя бы можно было увидеть, то масса других духов и демонов, способных принести всяческое несчастье, была невидима. Мстительные духи покойников, считавшие, что с ними при жизни обращались плохо или несправедливо, могли навлечь на живых болезнь, смерть и другие беды, как показано в легенде о Сугаваре-но Митидзанэ. Даже живые души могли перемещаться и наносить серьезный ущерб. В «Повести о Гэндзи» душа Рокудзё, мучимая ревностью, выходит из живого тела и убивает свою соперницу, снискавшую расположение Гэндзи. Люди отгоняли опасных духов от своих домов при помощи чар, заклинаний и заговоров. Особые меры безопасности предпринимались для охраны Императорского дворца: через равные промежутки времени дворцовые стражники дергали тетиву своих луков, отгоняя при помощи этого звука злых духов, летающих в воздухе.
Одним из основных способов лечения болезней было изгнание злого духа, вызвавшего недуг, при помощи экзорцизма. Процедуру проводил шаман либо буддийский священник. Люди говорили о том, что кто-то «подхватил злого духа», примерно так же, как мы сегодня говорим «подхватил простуду». В одном эпизоде из «Гэндзи» Кумои обвиняет своего мужа в том, что их ребенок заболел. Поздно вернувшись домой после любовных приключений, супруг открыл окна и тем самым впустил в дом злых духов, из-за которых и заболел ребенок. Муж принимает это объяснение как само собой разумеющееся и извиняется.
Чтобы излечить болезнь при помощи экзорцизма, шаман или священник читал заговоры, призванные вывести духа из больного в медиума, которым обычно была женщина. Если это удавалось, дух называл себя, и тогда экзорцист изгонял его уже из медиума. Литература эпохи Хэйан изобилует драматическими сюжетами такого рода. Вот, например, отрывок из «Записок у изголовья» Сэй Сёнагон:
В комнату на коленях вползла служанка, высокая и сильная, в светлом платье из шелка-сырца и длинных штанах. В нее-то и должен был переселиться злой дух.
Она села позади небольшого занавеса, отгораживающего часть комнаты.
Повернувшись к девушке, монах протянул ей небольшой блестящий жезл и начал нараспев возглашать заклинания.
Собралось множество придворных дам, чтобы следить за ходом исцеления.
Они пристально глядели на девушку. Вскоре ее начала бить дрожь и она потеряла сознание. Все почувствовали священный ужас при виде того, как молитвы обретают все большую и большую силу.
В покои были допущены родные и близкие девушки. Исполненные благоговения, они все же были встревожены. «Как смутилась бы девушка, — думали они, — будь она в памяти».
Сама она не страдает, это они знали, но все же терзались жалостью, слушая ее стенания, плач и вопли. Подруги служанки, полные сочувствия, сели возле нее и стали оправлять на ней одежду.
Тем временем больной женщине, из которой изгнали демона, стало заметно легче. Монах потребовал горячей воды. Юные прислужницы бегом принесли из глубины дома кувшинчик с горячей водой, тревожно поглядывая на больную. На них были легкие одежды и шлейфы нежных оттенков, сохранившие всю свою свежесть. Прелестные девушки!
[28]
Даже в таких непростых обстоятельствах аристократы Хэйан умудрялись находить эстетику.
Таким образом, аристократы эпохи Хэйан для усиления своей власти использовали интриги и брачную политику, а для поддержания репутации им служило чувство прекрасного. Доходы от частных имений предоставляли им возможность вести роскошный образ жизни, освобождая придворным время для занятий литературой, музыкой и другими искусствами и демонстрации своих талантов в ходе поэтических турниров и игр-соревнований, а также посвящать себя многочисленным любовным приключениям. Они тщательно разработали эстетические стандарты для различных сфер повседневной материальной культуры — одежды, убранства помещений или переписки.
