Новая система налогообложения Хидэёси появилась в результате масштабной переписи земель. Нобунага начал учет плодородных полей, чтобы оценить возможную урожайность в стране, однако Хидэёси пошел еще дальше: его упорядоченные земельные реестры включали годовой урожай риса (кокудака) всей земли, а также земледельца каждого поля. Каждой деревне полагалось платить процент от собранного урожая в качестве ежегодной подати. Все слои самурайского сословия, от даймё до последнего пехотинца, получали жалованье рисом из собранного с их территории налога на урожай. Основываясь на всех этих данных, Хидэёси четко понимал как объем налогооблагаемой земли, на которую можно рассчитывать в качестве экономической опоры, так и количество военных и трудовых ресурсов, которые можно мобилизовать. Эта система податей и выплат, основанная на производстве риса, значительно упростила многоступенчатые структуры землевладения и распределения доходов, свойственные предыдущим эпохам, и оказалась так эффективна, что просуществовала последующие 300 лет. Чтобы государство получало еще больше дохода, Хидэёси поощрял морскую торговлю с Юго-Восточной Азией, установив в 1592 году систему «красной печати»: в качестве разрешения на внешнеторговые операции даймё и купцам выдавались грамоты, скрепленные красной печатью. Чтобы избавиться от пиратства, он пригрозил преследованием всем, кто нанесет ущерб кораблям, имевшим такое разрешение.
Иезуитский священник писал в 1594 году о Хидэёси следующее:
Если он (Хидэёси) обещал кому-то безопасность после завоевания [конкретной провинции], то тому действительно ничего не грозит. Не то было при Нобунаге, который, завоевывая города и провинции, всегда предавал мечу всех правителей…
Он положил конец всем частным ссорам и спорам, потому что такие ссоры всегда дают повод для дальнейших восстаний и смут непокоя. Теперь же любой участник бунта или восстания неизбежно умрет…
Он не потерпит, чтобы кто-либо из его солдат или аристократов жил в праздности: он всех обеспечил работой, приставив строить и ремонтировать для него крепости… И теперь у них нет ни времени, ни досуга, чтобы замыслить или подготовить заговор или восстание.
[Своей властью] он меняет правителей в одной [провинции], переселяя их в другую, весьма отдаленную
[44].
Однако, когда процесс объединения страны был завершен, Хидэёси овладела мегаломания. Отвечая на поздравительное письмо по случаю своих многочисленных завоеваний от корейского посольства, он, невзирая на свое простонародное происхождение, заявил, что родился чудесным образом, когда «солнечное колесо» вошло в чрево его матери, предсказывая, что власть его будет распространяться «везде, где светит солнце». Хидэёси хвастался будущими завоеваниями: «Я одним ударом захвачу Великую Мин» [то есть Китай], чтобы «насадить японские обычаи и ценности в четырех с лишним сотнях провинций этой страны»
[45]. В 1592 году он мобилизовал более 150 000 воинов и начал вторжение. На первом этапе на пути его армии лежала Корея. Его войска быстро разгромили корейскую армию, захватили Сеул и опустошили страну на своем пути вплоть до Пхеньяна, однако там их остановили войска Мин. После нескольких лет безуспешных переговоров с Мин в 1597 году Хидэёси возобновил вторжение, но на следующий год скончался, не доведя дело до бесспорной победы. Его советники — пять могущественных союзных даймё, включая Токугаву Иэясу, — увели войска обратно в Японию.
Хотя многие авторы прославляли эту захватническую войну, некий священник школы Истинной веры Чистой земли по имени Кэйнэн, служивший военным священником и врачом, рассказывает об ужасах и жестокостях, совершенных во время этого вторжения. Дневник Кэйнэна описывает каждый день семи месяцев вторжения стихами и прозой, чтобы наиболее достоверно передать все творящиеся беззакония, — автор выступает как сочувствующий свидетель. Приведенные отрывки датируются серединой сентября 1597 года, когда Кэйнэн только сошел с корабля на корейской земле:
Восьмой месяц, четвертый день (15 сентября 1597 года). Каждый старается первым сойти с корабля; никто не хочет тащиться позади. Они буквально валятся друг на друга, сгорая от нетерпения грабить и убивать людей. Я не могу вынести этого зрелища.
Гвалт поднимается,
Словно от бушующих туч в тумане.
Они роятся,
Яростно стремясь отнять
Имущество невинных людей…
VIII. 6. Тут жгут даже поля и холмы, не говоря уже о крепостях. Людей предают мечу либо заковывают в цепи и бамбуковые палки, удушающие шею. Родители горюют о своих детях, дети ищут родителей — никогда ранее не доводилось мне видеть такой жалостной картины.
Холмы пылают
Криками солдат,
Пьяных
От своей страсти к поджогам —
Демоны на поле боя…
VIII. 8. Они уводят корейских детей, убивая их родителей. Никогда им больше не увидеться. Слушать их крики — словно выдерживать пытки злых духов из преисподней…
[46]
В Киото до сих пор сохранилось ужасающее напоминание о кровавой войне: на кургане Мимидзука (букв. «курган ушей», также его называют «курган носов») установлена каменная пятиярусная пагода — считается, что здесь захоронены более 40 000 ушей и носов, отрубленных у корейцев и китайцев. Японские военачальники получали награды в зависимости от доказанного количества убитых врагов, однако перевозить в Японию головы целиком было слишком неудобно, поэтому в бочки набивали носы и уши, заливали соленой водой и отправляли домой. В Мимидзуке похоронена только небольшая часть доставленного.
Умирая, Хидэёси умолял своих советников, включая Иэясу, передать трон его пятилетнему сыну Хидэёри. Но Иэясу собрал к себе в союзники множество самых могущественных даймё и военачальников. В октябре 1600 года в великой битве при Сэкигахаре решался вопрос о том, кому же править страной. Это была самая крупная в истории битва самураев — на поле вышло более 160 000 воинов, — в которой столкнулись сторонники Хидэёри с запада и союзники Иэясу с востока. Восточной армии Токугавы удалось одержать победу после того, как один из западных военачальников перешел на его сторону.
Культура Адзути-Момояма
Замки
Замки были главным культурным символом эпохи Сэнгоку, отражая военную мощь и власть своих хозяев: глубокие рвы, огромные стены, хитросплетения внутренних дворов и высоких башен. Важность крепостей была настолько велика, что последний этап эпохи Сэнгоку, с 1570-х годов по 1600-е, получил свое название по двум таким цитаделям: Адзути, принадлежавшей Нобунаге, и Момояме, принадлежавшей Хидэёси. Эти величественные сооружения были призваны выразить мощь той власти, которую сосредоточили в своих руках объединители Японии.
