В результате Рикю стал настолько знаменит в чайном сообществе, что сам Ода Нобунага пригласил его к себе в качестве мастера чайной церемонии — Нобунага использовал ее в качестве политического инструмента, чтобы завоевать доверие купцов, торгующих военной амуницией. Нобунага пользовался своей властью, чтобы завладеть ценной утварью (мэйбуцу) своих союзников и врагов, награждая ею иногда влиятельных союзников и верных вассалов. Чайная церемония была способом приобщиться к прекрасному для самураев; для купцов же она стала средством приблизиться к правящему воинскому сословию и предоставила возможность демонстрировать свое богатство и вкус. Во времена Нобунаги считалось, что богатый человек, не практикующий чайную церемонию, — невежа, совершенно лишенный любых умственных и эстетических достоинств. Чай был весьма важен для политики: мастера чайной церемонии выступали посланниками между даймё, собрания за чаем предоставляли культурную площадку для дипломатических переговоров, а ценная утварь служила дорогими подарками для скрепления союзов.
После смерти Нобунаги Рикю служил мастером чайной церемонии у Хидэёси, который унаследовал драгоценную коллекцию своего предшественника и выказывал еще большее рвение к искусству чайной церемонии. Это стало для Рикю одновременно и благом, и несчастьем. Сначала они прекрасно ладили; Рикю стал близок к правителю, чье покровительство тяною способствовало его дальнейшему распространению как среди воинов, так и у богатых купцов. Как-то Хидэёси заявил: «Людям до́лжно быть умеренными в своих страстях, но я осознанно посвящаю столько сил тяною, как и охоте»
[50]. Однажды ему понравился пышный, роскошный стиль чайной церемонии, который так отличался от более аскетического учения Рикю. Например, он велел построить переносную чайную комнату, в которой стены, полки и вся утварь были полностью покрыты золотом — сусальным золотом или золотистым лаком. В 1587 году Хидэёси приказал провести в святилище Китано-тэнмангу в Киото беспрецедентный по роскоши десятидневный чайный фестиваль, на который приказал свезти мастеров чайной церемонии со всей страны. В итоге на празднике присутствовали 800 чайных мастеров, не говоря уже о десятках тысяч жителей Киото, включая придворных, самураев и простых горожан. Однако так случилось, что Хидэёси и Рикю повздорили, что привело к тому, что вспыльчивый правитель приказал своему чайному мастеру совершить ритуальное самоубийство путем вспарывания живота (сэппуку). Легенда говорит, что Хидэёси был оскорблен тем, что ему пришлось пройти под деревянной статуей Рикю, установленной на воротах храма Дайтокудзи в Киото. Другое популярное объяснение состоит в том, что Хидэёси завидовал драгоценной чайной чаше, которой владел Рикю. Кроме того, судьба чайного мастера могла зависеть от сиюминутной политики. Поскольку Хидэёси планировал вторжение в Корею, город Сакаи оказался менее важен по сравнению с Хакатой — портовым городом на Кюсю, откуда должен был начаться поход. Торговцы и чайные мастера из Хакаты приобрели большой вес в окружении Хидэёси и могли продемонстрировать свое влияние, таким образом низвергнув Рикю.
В результате корейского похода многие даймё привезли с собой корейскую керамику и даже пленных гончаров, желая продавать или производить новые типы глиняных изделий, которые могли бы пользоваться спросом на рынке дорогой утвари для чайной церемонии. Корейские ремесленники привезли новые технологии, например печи, способные обжигать белый тонкий фарфор. Одним из следствий этого процесса оказалась посуда имари, вызвавшая восхищение у европейских и американских коллекционеров, с подглазурным синим фоном и надглазурной росписью красным и золотым цветами с цветочными, растительными орнаментами и бытовыми сюжетами.
Вскоре после смерти Рикю и Хидэёси ужесточение сословных границ в сёгунате Токугава привело к еще большему сословному размежеванию чайных практик. Лучшие мастера чайной церемонии, включая Фуруту Орибэ, Кобори Энсю и Катагири Сэкисю, сами были даймё, а круг их приближенных включал только высший слой правящего военного сословия. Простые горожане посещали школы, основанные потомками Сэн-но Рикю: Ура-сэнкэ, Омотэ-сэнкэ и Мусянокодзи-сэнкэ. Чайная церемония оставалась важнейшим способом продемонстрировать свою утонченность для военного сословия и все шире распространялась среди горожан как средство изучения этикета и достойного поведения.
Другим способом похвастаться вкусом и внутренней культурой было еще одно сугубо японское искусство — икебана, пережившая свой расцвет в XVI веке. В современной Японии икебана, как и чайная церемония, часто воспринимается как женское занятие, хотя на самом деле до XIX века и то и другое было сугубо мужским делом, и к нему редко допускались женщины. Восхищение цветами заметно проявляется в литературе и изобразительном искусстве начиная по меньшей мере с эпохи Хэйан: писатели воспевали красоту глицинии, ириса, хризантемы, пиона и других цветов, цветущих в разное время года. Настенные росписи в помещениях часто содержат сюжеты цветов, помещенных в изящные вазы. Придворные игры в сравнение цветов (хана-авасэ) заставляли участников подбирать бесподобные цветы к вазам, которые эффектнее всего оттенили бы их красоту.
Некоторые исследователи утверждают, что самые древние корни икебаны лежат в VII веке, в обычае приношений цветов буддийским божествам. Согласно одному сообщению, когда придворный Оно-но Имоко вернулся из посольства ко двору династии Суй в Китае, он привез указания, что цветочные приношения должны не подбираться случайным образом, а изображать буддийскую триаду: длинный стебель в середине окружен двумя покороче. Имако стал настоятелем храма Роккакудо в Киото, который со временем превратился в колыбель Икэнобо — старейшей и самой крупной школы икебаны в Японии. Текст «Сэндэнсё» — компиляция, собранная монахами Икэнобо, — описывает 53 типа композиций, подходящих к различным случаям и церемониям, например уходу на войну, совершеннолетию сына, свадьбе. Сёгун Асикага Ёсимаса (1436–1490), известный меценат, собрал лучших мастеров икебаны у себя в усадьбе Серебряного павильона и пожаловал Икэнобо титулом «мастера пути цветов». Император Го-Мидзуноо в XVII веке также был известным покровителем икебаны.
Как Рикю наделял духовным смыслом чайные церемонии, так и Икэнобо приписывали буддийский подтекст количеству и расположению стеблей, утверждая, что главная цель икебаны — религиозная, а вовсе не декоративная: «искать и обретать зерна просветления перед лицом ветра, обдувающего лепестки и листья цветов, не ища себе даже развлечения на день»
[51]. Природа была образцом для икебаны, как и в случае сада камней дзэн: цветы должны были создавать символические буддийские пейзажи, где стебель вечнозеленого растения обозначает священную гору, ивовая или виноградная лоза символизирует тенистый лес, белые цветы — водопад, а побеги цветущих кустарников — предгорья. Икэнобо в основном создавали высокие сложные композиции от 7 до 11 крупных ветвей под названием рикка — они подходили для особняков богатых семейств.
