Лошадь он разыскал. Животина издохла, туша лежала у самого берега. Столбом простояв какое-то время над трупом, спохватился, лошадь назад не воротишь, значит, выбираться придется пехом.
Та-ак, что там у него имеется? Стащив с крупа переметные сумки, аркан с крюка на седле, сняв уздечку, в кулацком хозяйстве сгодится все, уселся неподалеку провести блиц-ревизию. Не густо, но хоть что-то. В сумках нашлись размокшие от воды лепешки, а в матерчатом мешочке тонкие полоски вяленого мяса, судя по цвету – конина. При виде еды желудок стал бурчать и дал отмашку на выделение слюны во рту. Старый провокатор! Успеешь нажраться, сначала дело. Так. О-о, повезло – нож! Свинорез приличных размеров, с деревянной рукояткой в кожаных ножнах пришелся по руке. На душе потеплело. Оружие в такой жопе, куда его привезли, это первое дело. Оружие – это жизнь! От удовольствия не удержался и прокрутил рукой нож, чередуя боевые положения хватов и отмашек, перебросил в другую руку и снова прокрутил. Мышечная память работала как часы. А-атлично! То, что доктор прописал! Дальше. А дальше у хозяйственного степняка обнаружились кожаные штанцы. Широкие, но коротковатые для наследника. Глянул на свои порты и понял, что пора рванье заменить. Рубаха. Чистая! И рубаха сойдет! Здесь они молодцы, им размеры не указ, штампуют видать по единому лекалу. Что еще? Дальше пошла мелочевка: с десяток наконечников для стрел, что-то похожее на причиндалы для рыбной ловли и, скорее всего, устройство дикарей каменного века для добычи огня, другого назначения этой хрени он придумать не смог. Все! Другой подсумок был наполовину наполнен подмокшим овсом. Сгодится, если жрать захочется, а нечего!
Стараясь потреблять пищу неторопливо, он оприходовал сразу две хлебные лепешки, на вкус пресные и совершенно не соленые. Зубами рвал и пережевывал полоски конины. Эти были повкусней, но тоже без соли. Что у них тут, соль за белую смерть считают?
Насытился, сменил одежду. Подпоясавшись уздой, навесил на боку ножны с тесаком. Тонкую бухту аркана пропустил через голову и одну руку, прикинул по ощущениям, не стесняет ли движений. Вроде бы нормалек. Сунул мелочевку в подсумок с ячменем, не оборачиваясь, двинулся в сторону старицы. Пора было возвращаться хотя бы к людям одного с ним языкового племени.
Хлопотным оказался сегодняшний день. После утренних треволнений пришлось шагать без остановки, считай до самого вечера. Солнце медленно скользило по небосводу, погружаясь в кроны деревьев противоположного берега. Могучие дубы-исполины вытянулись к небу на все тридцать метров. Стоя на правом берегу у самой воды, притаившись, он смотрел на поваленное прямо в реку дерево, огромный ствол которого перекрыл течение притока Донца, сотворил запруду. Наверное, в этом году в степи было много снега, а жаркое солнце марта, растопив его, подняло уровень реки так высоко, что вода подмыла корни этого дерева и обрушила его в водный поток. Вечерний холодок наползал с реки на него, легко одетого молодого мужчину. Поежившись, он обернулся к дороге, непонятно кем построенной в этом богом забытом углу вселенной, замечая, как в ветвях деревьев, растущих по низкому восточному берегу, устраиваются на ночлег птицы, шебаршась и хлопая крыльями. Пройдет совсем немного времени – и вся долина Донца погрузится в сон, настанет время охоты сов, да, быть может, к водопою потянутся дикие кабаны. Тогда если из ножа сделать копье, можно будет постараться завалить небольшого подсвинка. За всем этим благолепием природы ему показалась скрытая угроза, что-то было неправильным, что-то было не так.
Он, всячески стараясь передвигаться как можно тише, сошел с полотна дорожного покрытия, давно не использовавшегося, покрывшегося трещинами и поросшей из них травой спорыша, протиснулся между веток кустарника с молодой ярко-зеленой листвой, поднялся на пригорок и тут же спустился в овраг, прошел по нему метров сто, чтобы снова подняться вверх. Обходил, таким образом, насторожившее его место. Дальше подползал со всеми предосторожностями, уже поняв, что впереди люди.
Добрался. Порыв ветра в ветвях заставил лес шуметь, перекрывая его потуги к подкрадыванию. Жизнь кипела в недрах донецкой поймы, в траве постоянно стрекотали насекомые. Теплый южный вечер преподнес сюрприз. У давешней застарелой старицы, превратившей рукав в крохотное озерко, у корневого комля сваленного исполина, прямо перед широкой поляной расположились на отдых старые знакомцы. Вот уж не ожидал, что свидеться удастся! Ну и место выбрали, лохи! В двух шагах дорога, а они разомлели, беседу ведут. Видать, мало жизнью шлифованы. Уродцы комнатные! Оружия ни у кого нет. Вышел к ним, отозвался первым.
– Привет, клоуны! Почему дозор не поставили, раззвиздяи?
Немая сцена.
– Не слышу ответа. Или по рабским кандалам скучаете?
– Так ведь кто нас здесь сыщет? – первым выпал в осадок дед Омыша.
– Я-то сыскал, значит, и другие такой финт проделать могут.
Повскакивали на ноги, боязливо озираясь, вслушались в шум леса и реки.
– Ты это… Ты как тут… – попытался сформулировать вопрос Хвощ.
Остальные, Углеша, Третьяк, и кажется Сом, открыв рты, с выпученными глазами созерцали картину «возвращение блудного попугая». Все пятеро были грязными, истрепанными вешалками с напяленным на них рваньем.
– Хм! Вольно, бойцы! – кривая ухмылка сама собой наползла на лицо. – Можно расслабиться. Ну что, лишенцы, небось голодуете?
– Ага!
– Ну тогда двигай все ко мне, авось продуктов на легкий перекус хватит, а завтра будет день, надыбаем и пищу.
Еду разделил поровну на всех. Пришлось прикрикнуть на Углешу, чтоб не пихал в рот все сразу. Ели, поглядывая на самого молодого, оказавшегося среди них самым удачливым.
– Видать, любят тя боги, – сделал вывод дедок.
– Однако и тебя тоже, – усмехнулся в ответ старику. – Вон ведь тоже живой и свободный.
– Все не то! Мы тебя еще вчера другим знали. Смотрел я на тебя, думал, без стержня паря. Случись чего, погибнет первым. А ты вона как… Слухай, имени твово мы до сих и не знаем. Обзовись.
Что ответить? Выдумать имя?
– Эх, дед, имени своего я и сам не ведаю. Наверное, память потерял.
– Значит, ни роду, ни племени не знаешь? Носит тебя по свету, яко калику перехожего. Видать, это тебя лешак обошел, дороги все для тебя закрыл, – высказал свое мнение Сом, жилистый мужик со светлой бородкой, из сословия воинского. – Видал я таких, раза два видал. Ходють по Руси неприкаянными, никого не помнят, ничего не знают.
– Да не похож он на лешаковского крестника! – возмутился дед Омыша. – Глуповство баишь, Сом. Не слухай его, молодой! А имя тебе пока будет… ну, скажем э-э… Какое имя дадим молодцу, а, Хвощ?
– Пусть будет Удалом, раз уж удача идет с ним рука об руку. Глядишь, и мы подле него выживем, и дорогу к дому осилим.
– Х-ха! Где он, тот дом? – хмыкнул новоявленный Удал. – Ладно, спать нужно. Завтра будет трудный день.
Пришедшее вслед за ночью утро принесло с собой клубы плотного тумана, солнце отгоняло их от реки в лес. Щебет проснувшейся пернатой живности разбудил его, заставил понять, что он не дома. На фоне этой птичьей какофонии в уши проник посторонний гул, ничем не схожий со всем тем, что можно было бы воспринимать со спокойной душой. Обвел взглядом спавшую честную компанию. Спят без задних ног, и даже голод их, смертельно вымотавшихся за прошлый день, не смог поднять. Гул нарастал, походил на приближение большого пчелиного роя. Проснулся дед, за ним открыл глаза Углеша, беспокойно завращал зрачками, трусовато вжался в корневища комля.
