Используя кучу мусора, двигаясь медленно и умело, оказался за спиной двух бойцов, присевших на углу слепой стены. Вот уж бл…ство, а как крался? Кто ж знал, что эти два распи…я одновременно усядутся оправляться на высоте, дуясь, вглядываясь в ночную даль? Ждать недосуг. Шаг, и острое лезвие ножа с едва различимым хрустом вскрыло трахею одного из серунов. Хорошо рядом примостились, второй тоже пикнуть не успевает. Как же мерзко отнимать жизнь ударом ножа! Скольких уже на тот свет спровадил, а все никак не привыкнуть к запаху крови и булькающему звуку. Брр! Однако дело сделано, теперь его ожидает точка номер два. Поехали!
Второй секрет тоже снял без проблем. Проспали ребята свои жизни, самым натуральным образом проспали. Только намылился на третий, как в ворота галопом внеслась уже знакомая кавалькада во главе с павлином. Побудил, паразит, всех, кто спал сном праведника, пришлось схорониться, прижухнуть, снова прикинувшись ветошью.
Стук-стук-стук! – глухо ударяет огрызок деревянной палки-посоха по каменным плитам. Дуновением ветерка задилинькнули бубенцы, и тень, выраженная факелом в руке, прошкандыбала совсем рядом с его убежищем. Шут! Липкий щуп коснулся сознания, а вместе с ним тихий голос произнес слова:
– Ты здесь, урус? Не прячься, можешь выходить, побегал и хватит.
– Ага, щаз, держи карман шире!
– Не понял тебя. Что мне нужно держать?
Однако вычислил, зараза. И как? Нехотя поднялся. А чего он, собственно, теряет? Подошел к старому скомороху.
– Чего хотел, старче?
– Сдавайса, урус.
– Спятил, болезный? Пусть ваши гаврики меня сначала изловят.
– Я тебя уже изловил. На колени, раб!
Шаман. А кто ж еще? Нельзя воспринимать действие плохо воспитанного дедушки, плохо образованного саксаула, пардон – аксакала, как нечто злое, несущее погибель. Он ведь тоже несет ответственность за успехи орды, в которой практикует, за жизнь и здоровье односельчан, за это справедливо заслуживает искреннего уважения. Тяжелый самоотверженный труд приходится выполнять старику. А шаман – соперник, более чем достойный, знай себе, что-то под нос нашептывает, только не понять. Ведь верное дело иностранные языки знать, да все руки не доходят и времени никогда на это нет. Такие вот отговорки! О-о, наконец-то созрел для угроз!
– Ты скоро сдохнешь. От твоей руки погиб Исыкан, младший брат володетеля малой орды, ты убил сотника Сабаша, а это уже мой единокровный племянник. Лучник, пустив в тебя стрелу, мог бы промахнуться, шаман – никогда. Так что радуйся, урус, последним дням своей жизни. С тебя с живого сдерут кожу, это почетно, она послужит мне и племени, из нее сделают бубен. Ха-ха!
– Не спеши. Я еще держу в руке нож. Успею отправить тебя к твоим духам, там и повидаешься со своим племяшом.
– Да, ты на руку свою глянь. Ха-ха!
Он глянул на свою руку, в которой держал нож, внутри все захолодело. При свете факела было видно, что прямо из кожи на руке, проточив дыры, высунули гнусные головки черви. Их было немного, но смотреть на все это было отвратно. Сразу за визуальным контактом пришла боль. Стоявший напротив него колдун заливисто но тихо рассмеялся.
– Урус, они тебя живьем сожрут. Пока не поздно и черви не полезли дальше, срезай с руки мясо, только до кости срезай, может, успеешь от них избавиться.
Бляцкий род! Шутник, твою мать! Хрен себе срежь, советчик. Как же их смахнуть?
Заметил, как в улыбке кривятся и беззвучно шевелятся губы колдуна, и только теперь до его притупленных болью мозгов дошел, как через вату, старушечий голос:
«…от онука Даждьбожего Влесослава напрасну гибель отведи: во доме, во поле, во стезе-дороге, во морской глубине, во речной быстроте, на горной высоте бысть ему здраву по твоей, Даждьбоже, доброте. Завяжи, закажи, Велесе, колдуну и колдунье, ведуну и ведунье, чернецу и чернице, упырю и упырице на Влесослава зла не мыслить! От красной девицы, от черной вдовицы, от русоволосого и черноволосого, от рыжего, от косого, от одноглазого и разноглазого, и от всякой нежити! Гой!»
Резко смахнул с руки уже довольно сильно выползших из кожи, извивающихся мелкими змеями червяков, обожравшихся его плотью и растолстевших до толщины указательного пальца руки.
– Кыш, нафиг! Вон, ползите своего хозяина точить, у него мясо вкусней моего будет.
Простейшая на земле форма жизни, гроздью извивающейся погани посыпалась на каменный пол галереи и сноровисто поползла к выпавшему от случившегося в осадок шаману, никак не желавшему воспринимать действительность происходящего. Челюсть отвисла, рот раскрылся. Вот в этот открытый рот находящегося в прострации человека он и метнул метров с пяти боевой нож. Подскочив, перехватил падающий из мертвой руки факел. В одно мгновение исчез клубок червей, словно и не было никогда, кожа на руке лоснилась гладью и редким волосом. В общем, все как всегда, только еще теплый мертвец в клоунском грязном костюме, с рукояткой ножа, торчавшей изо рта, лежал на гладких плитах. А до Удала дошло, что все ранее виденное оказалось банальной галлюцинацией, миражом, наведенным в его сознании мастером своего дела. Жаль деда, прикольный был персонаж, чуть со свету не сжил!
На стенах и во внутреннем дворе послышались крики засадной команды. Держа факел над головой, урус был виден всем как на ладони, со смертью старого печенега рассеялось его колдовство, снялся наведенный им полог невидимости. Отбросив факел, припустил стрекача, слыша, как наконечники стрел чиркают по плитам и камням совсем рядом с ним. Сбежал вниз по лестнице, в ночной темноте опрокинув сразу двоих степняков, не ожидавших такой прыти от беглеца-одиночки. Сам чуть не растянулся во внутреннем дворе, споткнувшись на подходе к лазу. Нырнул в открытый зев кромешной темноты, ощущая наступавших на пятки преследователей. Тыкаясь во все, что только можно, выставив руку перед собой, словно слепец, посеменил по проходу колодца, а за спиной бесновались печенеги, успевшие сунуться в рукотворные катакомбы, подсвечивая огнем темноту.
Словно крыса вильнул в узкое боковое ответвление, понимая, что по центральному проходу от толпы уйти будет не просто. Встав на карачки, буром пер в неизвестность. Допрыгался! Доскакался! Сейчас догонят, подпалят задницу огоньком! Срывающееся дыхание впустило в легкие пыль времени, поднятую им в узком тоннеле. Кашлял он, кашляли те, кто лез за спиной. Где же конец лаза? Из всего оружия при нем остался только нож, все остальное в спешке пришлось бросить.
Тело вывалилось в темноту широкого коридора, плюхнулось в подземный водоем, глубиной по грудь. Стоялая вода в нем явно подтухла, издавала своеобразный запах, но дышалось терпимо. В темноте нельзя понять, куда двигаться дальше, поэтому застыл у самого лаза, из которого выпал, вытащил нож, успокоил дыхалку, ожидал корячившихся по нему преследователей.
Огонь факела осветил взболтанную воду. В стене появилась голова человека, расширенные глаза попытались осмотреть открывшуюся панораму большого помещения, наполненного водой, со сводчатым потолком в нем. Не раздумывая, Удал из-под низа среза узкого лабиринта ударил появившегося первым преследователя в шею ножом.
