– Любава!
По теремному коридору послышались легко узнаваемые, семенящие шажки старухи, и в комнату тенью впорхнула престарелая ключница.
– Здесь я, батюшко. Чего так рано поднялси?
– Квасу подай, да вели, чтоб Ингвара и Снежана позвали.
– На стол накрывать?
– Нет. Вернусь, тогда и снедать буду.
Озабоченный состоянием дел в погосте, незримыми княжими наушниками, обидой на него священника Григория и еще всякими другими проблемами, про которые ранее даже не задумывался, боярин вместе с сотником погостной дружины и вирником пеше вышел из детинца в городище, по пути слегка кивая своей окладистой бородой встречным мужам, достойным его внимания. Направились прямиком на рынок, к этому времени находившийся в самом зените торговли.
– Так что княгиня? – по дороге спросил скандинав.
– Недовольна службой, – сказал, скривившись от вопроса и боли в спине, Михайло Твердиславич. – Какой-то мой тайный недоброжелатель наговорил, что погостная дружина не восполнена, а те, кто только что взяты, воинских навыков не ведают, обратно таки, зброя и брони плохи, боевые кони – клячи, из-под плуга взятые. Десятники твои, Ингварь Скедьевич, ленивы непомерно.
– Навет это все, боярин! – возмутился сотник. – Занятия с молодью ведутся. Лошади и зброя, тут да! Так ведь и то! Когда в остатний раз на се серебро давалось? А? А степняков мы сами отбили! Без всякой помощи княжей дружины!
– Дак, ведь два года уже прошло. На дорогах тати шалят, купцам ни пройти, ни проехать. Дозоры, разъезды ты по дорогам пускаешь?
– Ну…
– Пускает, боярин, – встрял в разговор Снежан. – Только они далее десятка верст от погостных сел не ездят.
– Во-от! – встав столбом, поднял вверх указательный перст княжеский наместник. Зато Мизгирь со своими татями не ленится. Сегодня глянем, каково на сей день воинство в Ряшицах. Не держу тебя сотник боле, выстроишь мне на показ все свое воинство после полудня.
– Тут ты прав, батюшка боярин, – Снежан после ухода сотника, придвинувшись, почти зашептал в ухо наместнику. – Ингварь со товарищи в пьянстве погрязли, своим идолам молятся, насмехаются над богом единым, молодь обучают плохо. Давно пора приструнить.
Боярин сдвинул брови.
– Ты думаешь, на тебя нареканий нет? Есть. Окрестный люд давно мне жалуется на всю вашу шатию-братию. В грехах погрязли, мзду берете непомерную. Чего встал? На торг идем. Грешен и я, последний год распустил вас всех, отдал на откуп ваш урок, а оно вона как повернулось. Чую, сгонит княгиня с насиженного места!
– Избави бог, он не допустит того!
Почти у самого рынка, на подступах к базарной площади столкнулись с Глебом Вихоревичем, направлявшимся в сторону лабазов, купцом по местным меркам богатым и уважаемым, водившим в края чужедальние струг с товаром, имевшим лавки в городах стольных, но часто заезжавшим и в Ряшицы.
– Ба-а! Кого я вижу?! Михайло Твердиславич, а мне донесли, что ты у княгини в столице. Думал, не увижу тя в сей свой приезд в погост.
– Считай, не обманули, два дни как из стольного града. Ты-то каким ветром до нас?
– Добрым. Правда пришлось крюк делать, ну да он того стоит. На то и фарт купецкий, чтоб оборотисто товаром распоряжаться.
– Ты иди, Снежан, на торг. Догоню. – Михайло мотнул головой в сторону торговых рядов, а когда тот удалился, снова перевел свой взгляд на купца, спокойно ожидавшего собеседника, в палатах которого был частым гостем. – Откуда ныне, что повидал, что скажешь?
– Плавал в Беловежье, город ныне имеет крупное торговое значение. Ты бы видел, как Белая Вежа выросла в размерах, вокруг нее образовалось несколько посадов. Торговля отменная, товар стекается туда и с полуденных территорий Руси, с восхода и с земель полуночных.
– Да, сказать по правде, я его и ране-то не видал. Вот с твоих слов знаю, что есть такой. Кому он принадлежит?
– Ранее град был под Каганатом, но это давно, ныне же в Черниговском княжестве обретается и многого достиг, наравне с Тьмутараканью. После Беловежья посетил новую факторию Тана, вокруг которой также появились славянские поселения. Это уже Приазовье. Вот там повезло, хороший товар взял, так в Тмутаракань и не пошел. Зачем?.. С товаром, да сразу на Русь.
– Ох, и ума у тебя палата! – восхитился оборотистостью купца боярин. – Чего хоть привез-то?
– Связки бус из Басры и Багдада, посуда, поясные наборы восточные и византийские. Керамика из Басры, восточная металлическая посуда, блюда, чаши. Много всякой всячины. Звиняй, боярин, недосуг мне, ежели разрешишь, зайду вечерком, там и обскажу все. Завтрева по летникам часть товара в Киев повезу.
– А что не по реке?
– Посуху отсель быстрее будет.
– Не боишься Мизгиря? Лютует.
– Ништо, проскочу, да и охрана у меня не малая.
– Ну-ну! Заходи вечером. Посидим, хмельного меда выпьем.
– Тогда до вечера.
Михайло еще какое-то время постоял, глядя в спину уходившего купца. Не был Глеб Вихоревич крепок телесно. Росточек так себе, средненький, и в плечах не косая сажень. Одежа на нем справная. Фарт имеется, это сразу в глаза бросается. Поди ж ты, сколь уж торгует, а с атаманом разбойников ни разу так и не повстречался на узких стежках-дорожках. Видно, заветное слово знает, вот и берегут его боги. Тьфу! Снова оговорился. Прости мя, Господи, за слабоумие и память короткую!
До уже совсем близких торговых рядов так и не дошел. Десятник Зван перехватил его у базарного входа. Выбросив руку перед собой с поклоном, вой молвил:
– Прости, боярин, за то, что отрываю от дел!
– Чего тебе?
– Сторожа у ворот остановила Людослава.
– Это колдуна, что ли?
– Его, волхва Велесова. Ты ж сам приказывал, чтоб ежели кто из них объявится, так руки скрутить и под замок.
– Ну и?..
– Руки мы ему сперва не крутили. Хотели просто не пущать. Так он в ворота прошел, пятерых твоих воев разбросал не задумавшись. Синяков да ссадин им наставил. Встал истуканом, баит, что к тебе пришел со словом вещим.
– Охо-хо! Воинов лучше обучать потребно было. Со стариком пятеро справиться не смогли. Срамота!
– Дак сам знаешь, Людослав когда-то и сам воем был.
Вот так и получается, что меж двух огней он. Приходится крутиться как в жерновах. А ежели чернец прознает? Да уж наверняка прознал. В погостах постоянно проживают княжеские мужи, стоящие у кормила правежа, сбора дани, творившие именем князя, закона русского, суд и расправу и взимавшие судебные пошлины. Как было бы просто все это делать по заветам предков, но нет, бог послал нам испытание в виде отцов церковных. Охо-хо! Вот и выходит: научись, верующий человек, быть благочестию свершителем, научись, по евангельскому слову, очам управлению, языка воздержанию, ума смирению, тела подчинению, гнева подавлению, иметь помыслы чистые, побуждая себя на добрые дела, господа ради. А ведь хотел сей день разнос устроить иным зарвавшимся. Как бы самому на месте удержаться. Княгиня скора на расправу. Его, боярина, путь сложен, каждый шаг как по тонкому льду.
