Пашка, гад, как ни в чем не бывало извлек из раны клинок. На клинке не было ни капли крови, да и пореза на одежде не замечалось.
– Вот так! – он еще два раза проткнул ножом свою ладонь, улыбаясь, подал нож Монзыреву. – Носи этот нож всегда при себе, батька. Не давай его никому в руки. Так бабка сказала.
– Не понял прикола. Ну и на фига он мне нужен?
– Я тут вам всем рассказал про то, как мы упырей мочили. Так вот был в той деревеньке знакомый тебе персонаж, которого ты, батька, лично знаешь.
– Неужели монах проявился?
– Он! Он Горбылю пообещал тебя уничтожить. Сашка в него нож бросал, так нож через его тело, словно через пустоту прошел. Монах только посмеялся и исчез. Бабка говорит, что бестелесного лишь этим ножом убить можно. Говорит, это счастье, что ей лет пятьдесят тому назад это чудо в руки попало. Что с ним делать, она не знала, да видно время его пришло. Так что пользуйся на здоровье.
– Спасибо.
– Это еще не все. Была у нас в пути еще одна встреча.
– Ну-ну.
– Андрея встретили. Передай, говорит Николаичу, что меняю планы, ухожу в свободный поиск.
– Блин горелый, что за хня? С чего ему такое в голову взбрело, разгильдяю?
– А ты послушай…
И Павел поведал о захвате княжича, о решении Ищенко преследовать диверсантов.
– …Рагнар Рыжий тоже с ним ушел.
– Какой на хрен княжич. Всех княжичей Святослав по своим землям раскидал. Кто-то дезу пустил, а Андрюха как пацан купился, – недовольно высказался Монзырев.
– Не всех, – хрипло прозвучал голос за спиной у Толика. Он обернулся на голос, встретившись глазами со стоявшим и слушавшим весь разговор боярином Ярославом, примкнувшим к монзыревской дружине в Чернигове. – Не блядословит твой воин. Один из сынов Святославовых в Булгарии обретался, там он его и оставлял.
– А ты откуда знаешь сие? – задал вопрос воевода Улеб.
– Так я лонись сам с князем Святославом из Булгар возвернулся. Уходя, князь воеводе Волку заповедал пуще живота Мечеслава беречь. А оно вона как вышло. Теперь-то базилевс из князя веревки вить сподобится. Любит Святослав сына-то. Правильно твой сотник зробил, може, отобьет княжича. Когда сие случилось?
– Дней пять тому назад. – Глянул на Ярослава Пашка.
– Та-ак. – Монзырев задумался, разглядывая нож. – Все чудесатее жизнь становится. Однако.
Поднялся на ноги, неспешной походкой прошелся к деревьям, росшим у самой воды, в раздумье остановился на берегу. Надо было обдумать услышанное. Сидевшие у костра командиры подразделений вслух обсуждали услышанную новость. К Монзыреву подошел Ярослав, слегка тронул за плечо, отвлекая от дум.
– Что решил, боярин?
– А что тут можно решить? Вот думаю, говорить князю про сына или промолчать?
– Мыслю, сказать придется. И про то, что сотник за ним пошел, тоже сказать.
– Да что ж так хреново-то все?
– Доля такая. Она у каждого своя.
– Ну да, ну да.
С первыми лучами солнца дружина поднялась в седла и уже двигалась изо дня в день с рассвета до заката. Монзырев вел воинов без остановок. Даже малую нужду люди справляли не соскакивая наземь. Лишь вороп работал в режиме «на износ», бойцы сновали вперед и назад, отгоняя мелкие отряды печенегов с пути. Когда спал Олесь, Монзырев даже не подозревал, казалось, тот вообще не отдыхает. Уже в землях самой Болгарии начальник разведки доложил, что по его информации, полученной от задержанных, от Святослава ушли дружины печенегов и венгров. Бегут болгары, испугавшиеся численного превосходства ратей императора Цимисхия, а сам болгарский царь Борис готовится воевать в рядах императорского воинства. Князь киевский находится в граде Деревестре и пока что не выступил навстречу базилевсу.
Дружина наконец-то вошла в контакт с княжеским воинством. В десяти верстах от Доростола вороп напоролся на разъезд, и остаток пути монзыревские вои проделали совместно с воинами Святослава.
Еще издали Монзырев разглядел мощную крепость с высокими башнями, стенами, по его прикидкам достигавшими никак не меньше пяти метров в высоту, крепкими обитыми железом воротами. Рядом протекающая, широкая лента Дуная в этом месте делала изгиб. На речном мысу правого берега реки возвышался сам город. Неровная местность была покрыта густым лесом. Перед самим городом-крепостью прорыт широкий ров с крутыми высокими краями, наполненный речной водой. Через ближние ворота кривичи проскакали по опущенному мосту, вступили в крепостные пределы, проследовали к отведенному им месту у левой стены, едва поместившись на выделенном пятачке.
– Воевода, займись обустройством. Я к князю, представляться… – оповестил Улеба Монзырев. Мишка принял у боярина лошадь, а сам Монзырев двинулся за провожатыми в доростольский дворец.
Князь стоял у окна, сквозь широкий проем, забранный причудливой бронзовой решеткой, разглядывал полоску дунайского берега, ладьи, вытащенные на сушу, и людей, копошившихся возле них. Ветер с реки, проникая через окна в сумрак облицованных мрамором стен огромного зала, приносил сквозняком промозглую сырость, переполнял покои зловещими тенями бликующего солнца, несущихся по небу облаков, то наползающих, то убегающих от вечного светила. Мысли бабочками порхали у него в голове.
Святославу донесли, что более трехсот кораблей Византийской империи вошли в устье Истра, отрезав славянам путь к отступлению. Княжьи лазутчики приносили одну за другой плохие вести. Тридцатитысячное отборное войско, во главе с императором, густыми колоннами прошло перевалы Гимейских гор, обрушилось на Преслав, вспомогательные полки, обозы и осадные орудия заполонили дороги. Время упущено, еще до начала похода надо было стать сторожевыми заставами на перевалах, разрушить мосты через ущелья и горные потоки, а он, оставив гарнизоны в городах, успокоился на этом. Теперь придется платить за свои промахи.
Будто по золотой клетке, Святослав прошелся по скользким каменным плитам дворца. Хотелось побыть одному, никого не видеть. Сердце сжималось от мыслей о сыне. Где сейчас Мечеслав? Удалось ли ему вернуться на русскую землю? Воевода Волк сделал все возможное, чтобы сохранить Святославу сына, но неизвестность дальнейшей судьбы княжича пугала. Ко всему прочему, при первых же известиях о появлении большого войска, возглавляемого базилевсом, за Истр ушли союзные дружины печенегов и венгров, оставив русов одних воевать с византийцами, к которым, предав, присоединились болгарские боляры со своими отрядами.
Святослав уселся в золоченое кресло, стоявшее на возвышенности, вцепился руками в подлокотники. Вчера в этом зале он встретился с патрикием Калокиром. Мерзкий засранец, пытающийся давать советы славянскому пардусу. Позорно сбежал из Преслава, как крыса отсиделся в норе, теперь приполз к нему:
– Великий князь, у базилевса Цимисхия как минимум в пять раз больше войск против тебя. Нельзя идти на открытые столкновения с ним. Необходимо выждать время, послать посольство к германскому императору Оттону. Он тоже не в восторге от политики Византии. А заключив союз с германцем, собрав новое войско со всего княжества, снова наняв печенежские орды, одним ударом раздавить Цимисхия, развеять по ветру его армию и, как твой великий предок, прибить на Константинопольских воротах свой щит.
