Лактрис с кентархами и Лупусом навестил хозяина исара, лохага, отвечающего за участок побережья, Якова Плинея. Лохаг, мужчина в рассвете сил, не обладал телом героя, был рыхл, тучен. Его светлые, закручивающиеся мелкими кольцами волосы были аккуратно уложены и умащены приятно пахнущей мастикой. Лицо при виде гостей расплылось в благожелательной улыбке.
– Рад приветствовать дорогих гостей в своих пенатах. Прошу, прошу проходите в дом. Хозяйка сейчас предложит угощения, слуги предупреждены и вскоре подогреют воду для омовения после дальнего пути.
Лохаг, относившийся к крымской знати, жил в большом одноэтажном доме с несколькими комнатами. Сам дом примыкал стеной к одной из башен, имел внутренний вход в нее. Ярко-коричневая черепица покрывала крышу. Высокий каменный забор отделял крытые террасы двора от самой крепости, образуя как бы дополнительное укрепление.
– Уважаемый Яков, – разглядывая внутренние постройки хозяйского двора, молвил Лактрис, – я впервые на землях фемы Климатов, но вижу, что в провинции вы устроились не хуже, чем живут чиновники в столице. Правду сказать, городки здесь маловаты, но многое напоминает прибрежные районы Средиземного моря.
– Вы очень любезны, комит Лактрис, польстили нам, но поверьте, несмотря на то, что в Тавриде уже давно образованы и действуют пять христианских епархий, имеются много богатых монастырей, таких, например, как монастырь Апостолов. Но не все так красочно и богато. Население, проживающее в горах, селится в хижинах, выстроенных из дерева и крытых дерном или глиной. Очаги в тех хижинах выложены лишь снаружи строений. Бедствуем.
– Ну-у, в центральной части империи нищие тоже не во дворцах живут. Ха-ха-ха!
Раскаты общего смеха потрясли пространство двора.
– А вот и хозяйка исара Ламбата – моя жена Елена, – представил Плиней довольно миловидную, еще совсем не в годах, женщину в легкой тунике, вышедшую к гостям. За правым плечом хозяйки стоял священник. Комит приложился губами к кисти руки Елены, шагнул в сторону, встретился взглядом с чернецом.
– Благословите, святой отец!
– Храни вас бог, дети мои! – Осенил крестным знамением священник пришлых. Лупус, отстав, отвернулся в сторону, его лицо перекосила гримаса отвращения.
– Прошу отведать пищу в нашем доме, – предложила хозяйка.
Быстрая скачка и приближение Горзувитов разбудили в памяти комита воспоминание об отдыхе в провинциальном семействе, тонкий запах благовоний и почти забытый запах женщины, исходивший от хозяйки дома. «Доберемся до Константинополя, сдам волчонка с рук на руки и отдыхать, сниму сразу двух порнай. Сниму на сутки, пусть изнасилуют до полного изнеможения, уж слишком долго я задержался в походе!» – мысленно загадал себе Лактрис.
Лупус на скаку догнал комита, повышая голос до крика, обратился к предводителю:
– Чувствую близкую погоню, комит. Попадется на пути деревня, хижина или любая другая халупа, оставь со мной десяток воинов, а сам следуй дальше. Мы вас потом нагоним.
Василий кивнул, не сбавляя скорости движения, окликнул стратиота из второй кентархии:
– Альбикерий!
– Я, мой комит! – Воин в ламинарном доспехе, в остроконечном шлеме, с краев которого спадало кольчужное полотно на плечи и лицо, пристроил бег своей лошади бок о бок с конем комита.
– Останешься с декархией у ближайшего жилья. Поступаешь в распоряжение господина Лупуса, считай, что приказы, отданные ним, это мои приказы.
– Слушаюсь, комит!
Уже через две версты отряд прошел мимо хижины, приткнувшейся к горному кряжу. Переправился через мелкую, каменистую речку, пропилившую себе дорогу через горы к морю, берега которой между скалами поросли ветвями светло-зеленой растительности. Остановившись у тропы, поднимающейся к жилищу, Альбикерий подал команду:
– Спешиться!
Обратился к колдуну, разминавшему ноги после долгой скачки.
– Какие будут указания, дорогой Лупус?
– Проверьте хижину. Если там есть люди, свяжите их. Они мне нужны живыми.
– А если здесь живут греки?
– Не имеет значения, кто здесь живет! Исполняйте.
Выражения лица из-под кольчужной полумаски десятника не было видно, но голос выдал недовольство приказом.
– Пошли! – распорядился декарх; доставая из ножен меч, прикрыл левый бок каплевидным щитом синего цвета с белой каймой по краю.
Цепочка воинов потянулась друг за другом по тропе вверх к хижине. На скромном пяточке у жилья, утопающего в зелени высоких деревьев со стороны гор, дымил сложенный из камней очаг, на огне грелся закопченный казан, в нем вкусно пахло варево. Из открывшейся двери хижины навстречу византийцам вышла загорелая, ещё довольно не старая женщина. Увидав гостей, от неожиданности прикрыла рот ладонью, глуша готовый вырваться крик. Не долго соображая, двое воинов повалили ее у входа и сноровисто связали за спиною руки.
– А-а-а! – прорвался крик. Альбикерий, оказавшийся рядом, предполагая громкую истерику, влепил женщине чувствительную пощечину. Голова запрокинулась от жесткого шлепка.
– Как тебя зовут? – склонился над ней декарх.
– Таис. – Женщина расширенными, полными слез глазами смотрела на маску воина.
– Декарх, в хижине никого больше нет, – доложил один из воинов.
– Хорошо! Ты одна здесь живешь, Таис?
– Нет.
– Где остальные?
– Муж и сыновья пасут коз и овец на пастбище в горах. Придут вечером.
Дикарх приподнялся с колена, распределил воинов:
– Игнатий, Феоклит, подниметесь на три сотни шагов вверх по тропе. Кто появится, вяжите. Ипато, спускайся к морю, уйдешь на двести шагов в ту сторону, откуда мы пришли. Заметишь приближение неприятеля, беги скорее сюда. Остальные будут находиться здесь. Лошадей не расседлывать. Господин Лупус, хижина в вашем распоряжении.
Лупус, устало дыша, отдуваясь после крутого подъема, нес объемную кожаную сумку за плечом. Вошел в открытую дверь жилища, сбитого из струганых досок, обмазанных снаружи глиной, и выбеленного известью. Огляделся, отметив скудную обстановку, земляной пол. «В этих местах греки превратились в варваров, – сложилась мысль в голове колдуна. – Однако надо торопиться». Стал выкладывать из сумки прямо на пол у порога свои колдовские принадлежности. Он не был магом в полном смысле этого слова, не учился у магрибских колдунов, но все же знал многое. Знал, как обращаться и получить помощь у дьявола, как использовать в своем деле демонов. Он многое умел, но за это расплачиваться приходилось жестоко. В свои тридцать пять лет он выглядел древним старцем, ушли в прошлое мечты о славе и могуществе, ушла радость бытия. На этот момент в нем осталась только стойкая нелюбовь к людям, к людям без частностей, ко всем живущим на этой земле, к их жизнелюбию, к их способности радоваться наступившему дню и пришедшей ночи, к их способности дать потомство и воспитывать свое продолжение в нем. Он завидовал даже ростовщикам, копящим деньги и взимающим долги, с блеском в глазах берущим в ладонь монету, которая из руки уходила в ларец. Лупус тряхнул головой, отгоняя наваждение лезущих в голову мыслей, глянул на женщину, лежавшую у порога, поскуливающую, словно собака, в предчувствии того, что ничего хорошего с ней теперь произойти не может. Ритуальным ножом начертил в центре комнаты пентаграмму, ковыряя клинком землю пола, очертил ее кругом.
