– Вот цыдуля комита малой тагмы Василия Лактриса к стратигу фемы Климатов Ипатию Колхину. В ней он уведомляет стратига о том, что через два-три дня прибудет в Херсон, и передает повеление парфироносного базилевса держать в готовности большие боевые корабли, для перехода на них в Царьград.
– Свирыня, ты что, по-ихнему и читать, и говорить можешь?
– Обижаешь, батька, – расплылся в улыбке вой. – Небось запамятовал, я ведь десять годков у прежних базилевсов в этериотах прослужил. Все-таки императорская гвардия не последние люди в государстве. Если б к дому не потянуло, може, и по сей день во дворце охрану нес.
– Хм, так говоришь, через два-три дня?
– Ага.
– Ладно. Позвизд, позаботься о клиенте. Я так понимаю, он нам больше не потребуется, так чего ж его мучить.
Кивнув, Позвизд шагнул к византийцу. Лезвие ножа с мягким шорохом вошло под подбородок пленнику, перерубив сонную артерию, попадая в мозг под углом. Десятник сноровисто отшагнул, прикладывая все усилия, чтоб не испачкать одежду, убрал клинок в ножны. Безвольное, мертвое тело свалилось в дорожную пыль.
– Гул, Зловид, сбросьте тело вниз, да так, чтоб с дороги не видно было, – распорядился десятник.
«Значит, как минимум сутки у нас в запасе имеются. Классно! Дело за малым. Найти место, устроить засаду, отбить пленника и уйти в отрыв, – раздумывал Андрей. – Эх, как не хватает сейчас Горбыля. С Сашкой мы бы здесь таких дел наворотили, мама не горюй. Ну что ж, за неимением гербовой пишут на простой. Бог не выдаст, свинья не съест».
К вечеру определились с местом засады. Дорога петляла в скальном проходе, поросшем деревьями и кустами. В версте от него уходила на юг козья тропа, змеясь по кручам, каменной крошкой и щебнем стелилась под ногами, иногда пропадая в колючих кустах, проползая в шаге от обрыва, вызывая дрожь в коленях от одного взгляда вниз. До самого моря было ох как далеко, но и к морю требовалось не только выйти, а еще и, по Андрюхиным прикидкам, совершить марш на юго-восток расстоянием, никак не меньше тридцати километров, и то если считать по прямой. Много! Но поделать ничего нельзя. Андрей ориентировался по своим детским воспоминаниям о так понравившейся ему тогда бухте Ласпи, где его отряд ожидали сейчас корабли Рагнара Рыжего. Конечно, можно было послать за подкреплением, но оно могло и не успеть к самой разборке, а любой из бойцов в нынешних условиях был на вес золота.
«Решено, – сделал вывод Ищенко. – Обойдемся своими силами».
Весь следующий день бойцы оборудовали позиции для засады, таскали наверх камни. Десятники, по приказу Андрея, промеряли и прикидывали маршрут отхода для своих подразделений. Наконец, закончив с приготовлениями, ушли отдыхать, обживая свои позиции.
Утомившийся за день Андрей прилег в своем ПНП – передовом наблюдательном пункте, с которого ему, может быть уже завтра, предстоит вытаскивать молодого княжича в передовые порядки своих бойцов. Прикрыл глаза и расслабил напряжение в мышцах. Сразу накатило в душу что-то вязкое, даже неприятное, тупое и неотвязное, липкими нитями подобралось к сердцу и обволокло его осенним листопадом и дождем. Если бы рядом был его прежний начальник, наставник и друг, подполковник Семибратов, он бы смог объяснить лейтенанту, что это может быть только одно – предчувствие беды. Предчувствие, которое проявляется у каждого, кто воевал, пролил кровь свою и чужую, у кого планка подсознания работает уже совсем в другом, запредельном для понятия обычного, мирного человека режиме. Но Семибратова рядом не было, да и не могло быть. Друзья тоже далеко, и грусть вошла в душу. Шалишь, нас так просто не взять! Он был молод, иногда горяч, порой несносен для окружающих, а вся жизнь только начиналась, молодому пацану нельзя думать о плохом. Накатили воспоминания о прошлой службе в войсках некогда великой страны, сейчас она казалась ему несбыточной мечтой, ведь он не успел помесить грязь чеченских дорог. Попытался вспомнить что-то хорошее, веселое, шальное.
«Как весело отметил двадцать третье февраля! Танюшка, где ты теперь?»
Вспомнилось старое здание штаба, сборно-щитовой сарай с тонкими перегородками между кабинетами. По случаю Дня защитников Отечества весь личный состав части был усажен на стульях в узком коридоре этого сарая. Подполковник Дьяконов зачитывал праздничный приказ, а его, Андрюху, в это самое время Танька затащила в пустой класс по боевой подготовке, и они целовались под шум поздравительных аплодисментов, раздававшихся из-за закрытой двери. Андрей в то время был уже далеко не девственник, но напор, с которым тридцатилетняя ефрейтор залезла ему в брюки, привел в состояние аффекта. От нежной женской руки, вцепившейся словно доярка в коровью титьку, Андрюхин инструмент для ювелирной работы встал колом. Женская военная форма всем хороша, но зима на дворе и тонкие колготки – лишнее препятствие для любви. Задрав юбку, пока добрался до белоснежных кружевных трусиков, семь потов сошло. Ощутил горячую влагу. Пальцами раздвинул шелк волос, а в коридоре уже происходило вручение грамот.
– Как? – шепнул Татьяне в самое ухо.
Та молча отстранилась, развернувшись, лягла животом на стол.
Под призывные слова замполита части крепить боевую готовность Андрей монотонно двигал бедрами, стараясь как можно глубже нырнуть к самому сладкому на свете. Какая уж тут любовь? Чистая химия. Танька зубами вцепилась в подставленную Андреем руку, чтоб не стонать. В конце концов, излив всю скопившуюся энергию в ненасытное лоно, с облегчением выдохнул: «Фу-ух!»
Натянув трусики и колготки, оправив юбку, Танька чмокнула в щеку:
– Спасибо, милый. С праздником!
Народ в коридоре, похватав в руки стулья, расходился по кабинетам пить водку и поздравляться. Танька, приоткрыв дверь, проскользнула в нее, оставив Андрея курить у открытой форточки. Он понял, что его ненавязчиво поимели.
От воспоминаний защемило сердце. Как там будет завтра?
Ночь прошла спокойно.
А утром. Утро красит нежным светом стены…
Стены скал, покрытые плющом, колючими лианами ежевики и кустарником, нависали над проходом, по которому в коротком промежутке змеилась старая военная дорога, построенная латинянами, бог знает в каком забытом году. Снайперы с луками в руках заняли позиции по пять бойцов с каждой стороны. В нужном месте схоронились десять бойцов – группа захвата, остальные свиньей, во главе с Андреем, в ответственный момент врубятся в тагму, создадут толчею и неразбериху, а потом, отступая, будут сдерживать самых активных и дисциплинированных византийских воинов.
Время отщелкивало свой бег, не делало поправок, не раздавало кредитов. Вот уже и солнце стало в зенит. Неужели впереди еще день ожидания? Не может быть! Предчувствие скорой развязки не покидало Андрея, он, сцепив зубы, вглядывался в сторону дальней высокой горушки, высматривая сигнал от наблюдателя. А в зелени растений высвистывали свои песни лесные птицы, обвыкшись с присутствием людей в своих законных владениях. В небе, насыщенном синевой, расправив крылья, бороздил воздушные потоки сапсан.
