– Северяне Рыбного ушли в плавни, забрав с собой скарб, какой смогли, и скотину. Остальное попрятали, – доложил Ратмир. – Сейчас граница открыта. По ходу нашего следования, как ты и приказал, по всей дороге смерды устроили завалы. Конный ворог вдоль реки не пройдет. Жители деревень уходят в леса. Северянские деревни восточного крыла нашей границы, по решению старейшин, придут к тебе в дружину. От каждой деревни по десятку воев с оружием и в бронях.
– А как же родовые бояре? Разве они были не против такого самоуправства старейшин?
– К родовым боярам старейшины сами отведут людей. Можно сказать, сработали и вашим, и нашим, но тебя они уважают. Знают, что люди не зря у тебя будут хлеб есть.
– Добро. Приму, коли так. Воевода, завтра поутру делай общее построение всей собранной дружины. Буду проводить смотр, пришла пора определяться, какие силы оставим здесь, а кто выйдет в поход.
6
Обустроив племя, определив каждому роду выпасы и обозначив границы кочевий, хан Баркут, не любивший оседлый образ жизни, назначил старейшину Клыча старшим над всем племенем на время своего отсутствия. Под страхом смерти повелел во всем слушаться его представителям других аилов. Повел орду на север.
Из куреня Клыча в набег не смог пойти ни один воин, им надлежало оберегать самое ценное, передвижной город, кочующую столицу орды. Клычу и шести тысячам воинов рода была обещана доля с добычи, взятой в походе. Возразить хану Клыч не посмел, уж слишком крут был Баркут, весь в своего покойного деда, призванного к себе Тенгри одиннадцать лет назад.
Баркут послал гонца хану Селюку с вестью о том, что дорогу на Русь он расчистил и среди полоненных печенегов нашел проводников, знающих дороги, тропы и расположение урусских городов. Ждать, пока Селюк закончит приводить к порядку соседние племена печенегов, на землях которых тот решил обосноваться, он больше не хотел. Да и набег лучше проводить по летней поре, а не тогда, когда польют дожди или выпадет снег. Если хан Селюк захочет присоединиться к веселью, пусть поторопит своих родовых старейшин, пусть заставит воинов жестче и быстрее отвоевывать место под солнцем. Не надо разводить церемоний с печенегами.
Тридцать и еще три тысячи всадников, не обремененных семьями и скотом, шедших налегке, даже без вьючных и заводных лошадей, не имея съестных припасов, кроме мешочков муки из твердого, высушенного мяса, каждый, стаей голодных волков покрывали степные просторы копытами своих коней. Питались только перед сном, бросая в казаны мясную муку, превращая вскипевшую воду в наваристый бульон, выпив ее, спали не больше пяти часов. Еще в потемках испив сырой воды, прыгали в седла и летели за своим вождем. Там, где заканчивались степи и начинались бескрайние леса, воинов ждала добыча, несметные сокровища, еда, питье и рабы, которых можно продать, обменять, при большой охоте просто убить, скормив хищникам. Там можно взять молодых, здоровых и выносливых девок, потешить похоть, а если захочется разбавить, укрепить кровь своего аила. Там можно добыть славу сильнейшего, удачливого воина, уважение всего племени. В рассказах о походах будут десятки лет из уст в уста передавать имена отличившихся в битвах, ставить в пример и желать, чтобы сыновья, родившиеся в стойбищах, с рождения получили такую удачу и смелость, как те герои, ходившие в первый набег на урусов.
Хану Баркуту отрадно было сознавать, что в поход вместе с ним идут два его сына, Лачан и Курт, Сокол и Волк. Никто не вечен под благословенным небом, настанет день, когда один из них возглавит племя, поведет тысячи воинов в набег или поход, куда-нибудь на заход солнца, расширит границы земли, где будут жить и плодиться племена кипчакского корня. Быть может, правнуки вспомнят, что был такой хан Баркут, который первым привел орду на эти земли.
Войско прошло развалы меловых гор, прошло первые, еще не густые, а светлые лесные массивы, встало на отдых у покинутой крепости с деревянным частоколом и такой же покинутой людьми деревушки, раскинувшейся среди зарослей неширокой реки. Войску требовалась еда. Не сказать, что оно голодало, но свежее мясо пришлось бы воинам кстати. Солнце приблизилось к заходу, но синее небо еще не скоро вызвездят ночные светила. Осматривая жилища урусов, собранные из стволов деревьев, Баркут подозвал Торсока.
– Старейшина, возьми проводников, отправь по следам жителей селища три полусотни из любого коша, пусть едут в разных направлениях. Чувствую, прячутся эти дети сурков в норах лесных зарослей. Хочу посмотреть на первых пленников этой земли.
– Слушаюсь, повелитель!
– Поторопись.
Торсок-аба отправил одну полусотню по следу вдоль реки по хорошо натоптанной дороге на запад. Проводник утверждал, что в том направлении дорога уходила в земли приграничного племени кривичей. Вторая полусотня ушла на север, туда тоже вела дорога, но там еще была лесостепь. По этой дороге печенежские вожди водили в набеги свои племена. Третья полусотня, возглавляемая внуком Торсока, Бастияком, прошла через деревню, по другую сторону речки, сразу же наткнулась на препятствие – неширокий рукав водной артерии.
Бастияк плетью подгонял печенега, скакавшего на своей лошади впереди растянувшейся цепи конных кипчаков. Река поросла камышом, по берегу поднималась густая насыщенная зеленью трава. Ивы тянули плети к воде, укрывая острыми продолговатыми листьями стволы, спускаясь к омутам. В воде под невысокими кручами плескала хвостами большая рыба. Чуть дальше, вдоль речного русла, рос стройными пиками сосновый лес. Версты через две под копытами лошадей зачавкала болотина, сверху поросшая мхом. Густой лес камыша шумел на ветру жесткими листьями. Следы, оставленные людьми, читались все слабее. Проводник – печенег – все чаще оглядывался на едущего за ним Бастияка, ожидая в любой миг получить кожаным ремнем плети по спине.
Завечерело. Еще присутствовали отсветы солнца, а на небосводе проявилась бледная тень лунного круга.
– Э-й! – прозвучало неподалеку, и в стороне послышался частый плеск воды. Кто-то бежал по болотине.
Кипчаки остановились, прислушались к звукам.
– Э-э-й! Ха-ха-ха! – слышался женский задорный смех.
– Атлы, Улак, скачите вперед. Всем приготовить стрелы. Если что, стреляйте первыми. Щиты возьмите в руки, – распоряжался Бастияк. – Н-но! – двинул в бока лошади пятками.
– Ха-ха-ха! – раздалось совсем неподалеку, но чуть ближе к реке и левее. – Козлено-ок! Ула-ак!
– Что за дела? Двое, принять влево. Пропустите колонну, потом догоните нас. Остальные, продолжить движение вдоль реки, – волнуясь от непонятностей, приказал Бастияк.
Ночь набросила покрывало на все небо. Пора было поворачивать назад, а смех, зов, эхо шагов раздавались, казалось, отовсюду. Отвлекшись на миг на близкий звук, обернувшись, Бастияк не сразу осознал пропажу проводника. Оставив лошадь на месте, проклятый печенег скрылся с глаз, затаился где-то поблизости в высоких камышах. Но худшее ждало впереди. Передовой дозор вернулся. Атлы и Улак везли на своих лошадях, посадив перед собой, двух красивых девушек. Распущенные волосы падали на плечи красавиц, воины влюбленно смотрели в глаза урусок, не обращая внимания на удивленных таким поведением товарищей, обнимали их, целуя в губы. К отряду из камышей из болотного кустарника потянулись прелестницы.
