«Прорвемся!» – с надеждой подумал кошевой.
Он поймал звук конских копыт. Боковым зрением углядел вдали приближающихся всадников. Но что это значит? Со стороны двигавшегося к ним отряда послышался волчий вой:
– У-у-у! – Такой же вой раздался рядом, вой опознания, может быть приветствия, предложение поучаствовать в охоте, в пиршестве.
– У-а-у-у!
Старейшина заметил, как в хвосте его отряда сразу с десяток его людей, до сей поры успешно противостоявших волкам, сверзились на землю, заметил болты самострелов в их телах.
«Об этом предупреждал див!» – пронеслось в голове.
– Иги, – орудуя клинком, преодолевая старческую одышку, закричал Кюндюз. – Руби пленника!
– Что? – перекрикивая неразбериху боя, вопросил тот.
– Пленника убей!
Славка понял сразу, о чем прокричал старый пердун, но сделать что-либо он не мог. Ноги прочно привязаны к стременам, единственная рука прикручена сыромятным узлом к луке седла, а повод его лошади – к поясу кочевника. Прочитал мысль у того в голове.
«Убить!» – отразилось в мозгах Иги.
Поднял лицо к небу, что было мочи закричал, отрешившись от всего:
– Вестимир! Встречай, я иду к тебе!
Взмах кривой сабли, и голова Вячеслава скатывается с его плеч. Сразу два волка, почувствовав, что человек отвлекся, вцепились в лошадь Иги. Голову одному из них он все же развалил клинком, в замахе поднял его для очередного удара, когда его отбросило с седла назад, на круп животного. Что-то острое с болью вошло в грудь. Отрешившись от действительности, опустив глаза, он с удивлением смотрел на арбалетный болт, впившийся в тело. Глаза закатываются, он уже мертв, лишь бренная оболочка еще какое-то время держится в седле. Вот и она, сдвинувшись, падает под копыта лошади.
Кошевой, мечась среди родичей, доверивших ему в походе свою жизнь, пассивно наблюдал, как в разорванный строй коша вваливается десяток всадников-чужаков, как они, словно косой, заговоренной от волчьих нападок, клинками в обеих руках, будто детей-несмышленышей, ссаживают с коней его воинов, неуклонно продвигаясь к нему.
«Боги! Все как один обоерукие, – приходит в голову мысль. – Чистят пространство вокруг себя, превращают родичей в мертвецов. Этому нельзя противиться! Любая попытка – гибель. Тенгри! Зачем ты привел нас сюда? На этой земле славянские боги сильнее тебя!»
Это была последняя мысль кошевого. Темнота и смерть. Чертоги небытия.
Серые тени волчьей стаи растворились в легкой дымке тумана. Только у самой опушки леса матерый вожак, присев на миг на задние лапы, задрал к небу окровавленную пасть, протяжно завыл:
– У-у-у-у!
На дороге, покромсанные и истерзанные, остались лежать воины половецкого коша. Никто не смог выжить в мясорубке ночного боя. Только непонятно откуда появившийся десяток обоеруких воинов продолжил свой путь. Один из них, скакавший последним, придержал коня, приставив ладонь к устам, подражая волку, ответил вожаку:
– У-у-у-у!
Протяжный вой человека можно было понять, как слова благодарности стае:
«Прощай, серый брат! Мы с тобой одной крови, славянской!»
Совсем смолк топот конских копыт. Рассвет над дорогой встретило царство тишины.
12
То, что должно было случиться, случилось. Орда половецкая перекрыла все подступы к Курску. Сам город к исходу дня был окружен плотным кольцом степняков. С высоких стен куряне могли видеть, как чужие воины разбивают свой стан. Часть из них спешилась, а лошадей, собранных в табуны, погнали на задние выпасы. На виду у горожан полным ходом шел процесс изготовления длинных штурмовых лестниц. Мимо городских стен постоянно сновали мелкие группы конных воинов противника, на ходу пускавшие стрелы в осажденный город. То тут, то там в посадах клубились дымы, языки пламени пожирали избы, хозяйственные постройки, даже целые улицы, брошенные людинами на произвол судьбы. Черный смолянистый дым пожаров вызывал в душах жителей города протест против действий захватчиков, наводил на невеселые мысли о судьбе города. Уж слишком большая силища стояла у ворот.
Вернувшийся из разведки вороп обо всем увиденном доложил Монзыреву. Боярин остановил свою дружину в трех дневных переходах от Курска, у покинутой деревни под названием Медведица. В ней он должен был соединить свои силы с дружиной и ополчением северянского князя Малха. Контрольное время соединения истекло, северяне не пришли, не прибыл и Вячеслав, посланный за ними.
Монзырев терялся в догадках. Одному двигаться на Курск не хотелось. Против орды хана Баркута его дружина была слишком мала. Шесть сотен конного войска, включая примкнувших печенегов, четыре сотни пешцев, состоящих из людей, собранных по деревням пограничья. Не густо! Тем более союзники пограничников – дремучие леса – остались позади. Земля Курская радовала глаз лесами светлыми, широкими полянами да огромным количеством пашен. Такая природа – раздолье для кочевников, все равно как степь в Диком поле, поросшая лесом, с разбросанными по ней плямами болот. Тяжело придется воевать.
«Где же князь с дружиной?»
Медведица, околица которой соседствовала с черниговским шляхом, представляла собой богатое селище, домов эдак на сорок, не меньше. За жилищами смердов, отступив шагов сто, высился частокол боярского детинца, войсковое сооружение отнюдь не малых размеров, с хозяйственными постройками внутри. Боярский терем в два этажа возвышался внутри ограды. Все было покинуто людьми.
Родовой боярин Тихомир, принадлежавший к северянскому племени, при первых вестях о набеге увел своих людей в леса, к реке Семь, оставил по округе лишь наблюдателей. Когда дружина кривичей обосновалась в Медведице, Тихомир появился на пороге своей вотчины, привел за собой три десятка воев да полсотни смердов, мобилизованных для войны. Монзыреву боярин понравился. Бородатый краснощекий пузан, совсем не богатырского роста, оптимист со смешинкой в глазах. Прибыл не права качать, а с просьбой влиться в дружину на время отражения набега, тем более что ранее он ходил под рукой курского наместника. Вместе они посетили деревенское капище, принеся требы богам. Там же медведицкий волхв привечал и кривичей, пожелавших помолиться за победу над ворогом.
Время уходило как вода в горячий песок. Поразмыслив, Монзырев решил выдвинуться поближе к Курску. Если так случится, что объявится северянский князь со своим воинством, то пусть догоняет. В самой Медведице боярин оставит полсотни пешцев во главе с Михаилом, да четверых хазар с их княжичем. Ну и естественно хозяина, Тихомир все-таки боярин северянский, да и вотчина его. Подождут денька два, ну не придут лесовики, так Мишка на подводах догонит. В прямой контакт с такой малой дружиной Монзыреву все равно вступать нежелательно, остается партизанить, а это дело знакомое. Половцы, по докладам разведки, непугаными идиотами носятся по всей южной провинции, подскребают смердов, шлют невольничьи караваны в степь, почем зря жгут деревни, как будто решили устроить геноцид на Руси.
