«Неправильно это все. Будем делать правку!»
Див дождался того, что вождь куреня, спешившегося и павшего ниц перед ним, поднимет голову кверху, заговорил:
– Овлур, десятки лет я присматривался к тебе. Ты возрос из простого пастуха в главу куреня, роды приняли твое главенство. Сейчас ты на свободной охоте, тебе выпало доверие хана, так докажи, что он не ошибся! Твоей тысяче воинов придется пересечь большую реку вброд. Он совсем рядом. Скорым маршем, не отвлекаясь на брошенные деревни, выйти на шлях и, повернув в сторону Курска, пройдя треть дневного перехода, напасть на славянское городище, укрепленное оградой из бревен.
Существо, совсем по-птичьи переставляя конечности с крючковатыми, острыми когтями, передвинулось по толстой ветви, прогнувшейся под тяжестью туши, покрытой перьями серого цвета, продолжило вещать:
– Овлур, там полторы сотни окольчуженных урусов, умеющих воевать, их надо всех убить. Поторопись, путь дальний, а скоро ночь.
– Повинуюсь тебе, о божество кочевого народа!
Существо с трудом вспорхнуло с ветви и, разгоняя воздух махами огромных крыльев, скрылось за кронами деревьев. Куренной поднялся на ноги.
– Воины, все вы слышали пожелание божества. Мы, смертные, выполним его. Куре-ень, всем в седла сади-ись! Катай, подойди ко мне.
– Звал, мудрый Овлур?
– Ты слышал, куда нам нужно выйти?
– Да.
– Возьми воинов своего коша, скачи галопом вперед, до моего прихода тихо вырежешь охрану. На нас не оглядывайся, следопыты прочтут твои следы. Я надеюсь на твою ловкость. Удачи твоим родичам!
Кочевники стронулись с места, копытами лошадей поедая расстояние. С каждой пройденной верстой небо становилось все темнее. Сотню своего коша он вывел к самому проходу в невысокой изгороди славянского селения. Десяток изб прилепились к кромке леса. Чем занималось население деревни, в темноте ночи разобраться было сложно, да и то ли было селение, про которое говорил куренной, или первое встречное на тяжелом для кипчаков ночном переходе. В задачу кошевого входило тихое снятие выставленной на ночь охраны, после чего розыск и блокада путей отхода оставшихся после штурма в живых урусов. Где, скажите, ночные демоны, в такой темени искать вражьи тропы? Как легко воевать в степи! Однако что-то не верится, чтобы в такой захудалой деревне мог разместиться большой отряд противника. Кошевой с сомнением вглядывался в темные пятна изб, трудно различимые под серым, закрытым тяжестью туч, небом. Хмарит, видно к дождю. Где ж высланные вперед следопыты, лучшие охотники в коше? Если вскорости не появятся, порву ленивых байбаков. Совсем отбились от рук в набеге. Хм, первая деревня на пути, где нет возделанных полей. Если б здесь разводили скот, были бы видны просторы пастбищ. Их нет! Чем все же живут тутошние люди?
– Катай!
Слева от стремени кошевого из высокого кустарника вынырнула тень Хулуза, старшего в команде охотников-следопытов. Родич, совсем как урус, без лошади, придвинулся к потнику, заговорил свистящим, громким шепотом:
– Урусы выставили три тайных поста. Один на дороге, по которой вы прошли, еще пара у ограды. Посты мы вырезали, все едино толмача у нас нет, значит, язык нам без надобности. В деревне все спят, все тихо. С задних дворов в лес натоптаны тропы, но там их немеряно. Можешь слать вести куренному.
– Сколько в селении может быть воинов?
– Не больше пяти десятков. Ошибся див!
– Лошадей видел?
– Их мало. Мои люди считают, что урусы передвигаются на повозках.
– Хулуз, твои люди хорошо потрудились, – похвалил кошевой, обернулся к сидевшему за его спиной на своей лошади младшему брату. – Все слышал?
– Все.
– Отправляйся к старейшине куреня, все ему расскажешь. Пусть не медлит. Селение, считай, беззащитно.
Приказал своим ближайшим помощникам:
– Полусотнями обойдете урусское стойбище справа и слева, отсекайте возможность кому-либо скрыться.
Над большим отрядом кипчаков, в любой миг готовым ворваться в неширокий проход лесной дороги, опять тенью распластались крылья степного божества. Див, как и в прошлый раз, с шумом уселся на ветви разлапистой сосны, пугая людей и лошадей внизу. Сложив крылья, по-совиному, бочком, передвинул громадные когтистые лапы ближе к стволу. Уставился на куренного круглыми плошками глаз, мерцающих в ночи.
– Чего застрял на шляхе, старейшина? – недовольно проклекотал он. – Или ожидаешь, когда рассветет?
Куренной надтреснутым голосом, словно оправдываясь перед ханом, выдавил из себя:
– Там Катай со своим кошем, охрану селения снимает. Как только весть пришлет, что готово все, я двину воинов на штурм.
– Ну да! Только Катай твой ошибся, свернул с тракта раньше времени. И ты за ним поперся. Катай сейчас у лесного схрона ватаги дорожных разбойников толчется, а боярская усадьба почти у самого шляха приткнулась, до нее еще десяток стрелищ скакать. Торопись, старейшина, рассвет не за горами. Урусы не будут ждать, пока ты почешешься. Высылай охотников, только не жди, что они так же легко справятся, как Катай с татями.
– Повинуюсь тебе, посланец стихий! Кавуса ко мне!
Кош Кавуса сорвался с места, наметом пошел по натоптанному шляху в сторону Курска. Сотник в уме отмерял расстояние, пройденное лошадьми, прикидывал, сколько осталось двигаться, не покидая седел. Негромко подал команду:
– Стой. Спешиться, привязывай лошадей к придорожным кустам.
– Кавус-оба, – в ночи раздался звонкий девичий голос.
– Чего тебе, Балыкчи?
– Прямо передо мной совсем узкая, почти незаметная тропа. Если она нас выведет к славянскому улусу, нам будет проще зарезать охрану.
Соплеменники загалдели, напоминая стаю галок перед обглоданной костью у кибитки. Женщин в набеге участвовало много, но как она позволила себе открыть рот, когда мужчины еще молчали. Лезет с советами к старейшине рода!
– Тихо вы! Балык, может, и права. До урусского стана по шляху не больше стрелища скакать осталось. Мангуш, вот ты со своим десятком по тропе и пойдешь. И племянницу с собой прихвати.
– Слушаюсь, уважаемый, – соглашаясь, десятник приложил ладонь руки к своей груди, тем самым, даже в темноте проявляя видимое почитание перед главой родового улуса.
– Остальные, за мной, идем по дороге.
Кавус глазами окинул наполовину скрытые темнотой ночи фигуры соплеменников.
«Да-а!»
Воинов у него осталось меньше половины из тех, кто ушел в набег. Чувствительно потрепали его семейство славянские лесовики. Сорок восемь кипчаков скользящей походкой охотников двинулись за своим кошевым.
Десяток Мангуша растворился среди лесной поросли.
Проклятый лес, никак он не мог привыкнуть к нему. Хотелось вольного ветра да степного простора. Над головой, в промежутках между деревьями, огромное черное облако закрыло луну. Тропа змеей довела до небольшого оврага, откуда-то, с его противоположной стороны, он услышал собачий брех.
