Лишь к утру Монзырев прервал кровавый гвалт. Заставил дружину спешиться у последнего «почищенного» каравана. Дал людям прийти в себя, сбросить напряжение нелегкой ночи. Предрассветная хмарь отогнала сумрак ночи. Стоявшие на месте, выстроенные как при движении в колонну, запряженные в громадные телеги быки ревели дурниной, может быть, понимали своими тупыми мозгами, что их хозяев больше нет.
– Собрать сотников! – распорядился Мрнзырев ординарцу.
Когда командиры собрались, молвил слова приказа:
– Сейчас всем отдыхать. После уходим на Русь.
Все молча склонили головы в знак согласия по решению вождя.
Старейшина печенегов чуть отодвинул в сторону своего маленького князя, сделал шаг к боярину.
– Позволь сказать, боярин?
– Говори, Цопон.
– Вождь, нам здесь жить, позволь моим воинам собрать по степи теперь уже бесхозные стада. Они позволят роду подняться с колен, стать как прежде на ту ступень, где находился раньше.
Толик задумчиво посмотрел в глаза старика, мысленно анализируя ситуацию, если печенеги станут так же сильны, как прежде.
«Не возжелает ли возросший возрастом князь попытать силушку в пограничных землях, лет эдак через десять-пятнадцать? Хотя если так рассуждать, то напрашивается известное всем высказывание о том, что свято место не пустует. Не будет под боком этого рода, степь приютит другой. И что будет тогда? Неизвестно! А так хоть какая-то надежда на мирное сосуществование».
Старый Цопон, словно понял, о чем мыслит боярин, растянул улыбку на морщинистом лице.
– Я думаю, мой князь не будет против принести клятву вождю русов о мире!
Бурташ встал рядом со своим воспитателем, поклонился боярину, произнес:
– Клянусь, что никогда не подниму оружие против тебя и твоего рода, а если потребна будет помощь, позови. Клянусь, я приду. Даю в этом роту, порука, мое княжеское слово!
Монзырев невесело улыбнулся.
– Я принимаю твою дружбу, князь Бурташ.
Обратившись уже к Цопону, кивнул.
– Добро. Уводи своих воинов, собирайте стада.
– Хок!
У широкой балки после ухода печенегов дружина сутки приводила себя в порядок. В прохладных криницах отмыли с себя сгустки запекшейся крови, почистили одежду, позашивали раны на своих телах. Понурые и молчаливые, они как роботы выполняли нехитрую работу. В стане не были слышны громкие голоса, смех и шутка покинули это воинское подразделение. Монзырев лежал неподалеку от костра, отвернувшись в сторону от других. Думы темными тучами наплывали из небытия.
Кто он такой? Что сделал для людей, однажды поверившим ему? Как жить дальше? И жить ли вообще? Кому нужна такая жизнь? Он, человек, потерявший все, лишившийся семьи и друзей. Все, что он выстраивал в течение десятка лет, в одночасье рухнуло, похоронив под собой его жизнь. Он мертвец, только люди вокруг него этого еще не поняли. Трудно, ох, как тяжело, но пока не поздно, надо, бросив все, уходить! Благо дело, срок возвращения в родную реальность наступил, пора возвращаться. Нет больше места среди этих людей, да и незачем ему здесь оставаться.
«Решено! Приведу дружину к сожженным очагам и растворюсь в сотнях лет отсюда, а там как Бог даст».
К разрушенному порогу Гордеева погоста поредевшая дружина добралась только через седмицу. Путь оказался не таким прямым, каким его представлял себе Анатолий. Продвигаясь по Дикому полю в сторону Руси, на кривичей наскочил старейшина половцев Туду. Видно, что наблюдавшие за славянским воинством соглядатаи донесли хитрому толстяку о числе вторгшейся в степи дружины. Количество русов не впечатлило куренного, и он напал, напал всей тысячей своей рати. Это была его ошибка, стоившая его воинам и ему самому жизни. Кривичи только обрадовались, заметив степняков, их кровь бурлила, не находя выплеска, душа и так просила предоставить хоть кого для расправы, а тут такое…
Сбежать с поля боя смогли не более сотни врагов, остальных порвали отдохнувшие физически, но не морально, славяне, сами потерявшие до половины численного состава бойцов. Все равно было мало, душа требовала продолжения пляски смерти. Монзырев и сам за собой заметил, как радостно билось сердце, наполнялась жизнью кровь, когда он кромсал степных бедолаг, по дурости напавших на выходящих из степи моральных уродов, выходцев гнезда Гордеева городища. Как же сладостно это чувство!
На переправе через Псёл судьба подарила русичам еще одну встречу с врагом. Люди Монзырева напали на малую часть осколка орды, которая промышляла по мелочи в лесах пограничья. Бой был яростный и скоротечный. Двести дружинников приложились к половцам, словно хмельной мужик, причесавший оглоблей соседа. Полон, да и никому не нужный хабар, отбили весь, подчистую. Мертвых половцев за ноги стаскивали на быстрину реки, угощая местных раков, дабы не разнести заразу по родной стороне; своих погибших и в степи и у переправы наконец-то предали земле.
Пройдясь по опустевшему, в ранах ожогов, городищу, Монзырев в поводу вывел лошадь через остатки северных ворот. Подошел к воинам, при виде боярина поднявшимся с земли на ноги. Всего-то и осталось их не больше трех десятков. Поклонился в пояс.
– Прощайте, родовичи. Ухожу!
– Как так, батька?
– Все, Людогор. Нет меня больше, я умер вместе с городищем. Не поминайте лихом.
Анатолий вдел ногу в стремя, чуть подпрыгнув, оказался в седле, ни на кого не глядя, поворотил повод, пришпорил лошадь пятками. С места в галоп поскакал в сторону реки и по летнику помчался к заветной тропке, ведущей к месту силы.
Вот и оно. Все так же перекрученные стволы деревьев, трава густая, будто ее здесь каждый день удобряют почем зря. Неподалеку из ветвей раздалось громкое: «Ку-ку! Ку-ку-у!» – а через короткий промежуток снова. «Ку-ку!»
Монзырев невесело хмыкнул, глядя в сторону птичьего голоса.
– Провожаешь? – окликнул невидимую в листве птицу.
– Ну а кому ж тебя проводить, кроме меня? – раздался из-за спины насмешливый голос.
Обернувшись, Толик увидел рядом с собой Велеса Коровича, сжимавшего в крепкой руке резной деревянный посох.
– Только и осталось, что проводить в дорогу дальнюю, – вымолвило божество славян.
– А и то правда, нечего мне здесь делать. Прощай, Велес Корович!
Монзырев поклонился седому крепышу.
– Погоди! Скорый какой. Я тебя, уж не обессудь, через коридор провожу. Так оно надежнее будет.
В проходе между уродливыми березами просматривался веселый светлый лес, казалось, шагни к нему и ничего не произойдет, а щебет птиц только подтверждал эту идиллическую картинку. Толик столбом застыл в шаге от стремного перехода, тело само вспомнило, как его выбросило обратно.
– Ну, чего застыл? Шагай! – требовательно приказал Велес.
