— Вы знаете принцип действия концентратора?
Я повернулась к ректору.
— Да, в общих чертах.
— Отлично. Помните, что на следующий день вам будет очень нехорошо: головная боль, тошнота, страшная слабость… Это только неполный список возможных побочных действий.
Меня передернуло от таких перспектив, но на моей решимости это никак не сказалось.
— Сложно предсказать, как отреагирует именно ваш организм, — между тем продолжил ректор, держа в руке амулет на тяжелой цепочке. — Все индивидуально.
— Понимаю.
Я протянула ладонь, и на нее лег увесистый артефакт. Темное серебро обрамляло крупный алый камень — рубин. Он ярко сиял, а в его глубине, казалось, мелькали тени.
— Если это все, то, пожалуй, я поспешу на прием.
Ректору явно не терпелось поскорее приступить к своим делам и выкинуть из головы меня и все, что со мной связано. Косился он на меня без неприязни, но как-то… разочарованно.
Видимо, невеста племянника в его представлении должна вести себя иначе.
— Конечно. Благодарю вас за помощь, — уловив напряжение, я добавила: — И Джонатан Эйверли тоже.
Ректор тяжело вздохнул и как-то невесело улыбнулся. Помнится, Майкл рассказывал, что в день выпуска Джонатана дядя раскупорил бутылку дорогого многолетнего вина, припасенную на особый случай. Представляю, каково это — учить магии главу Тайной Канцелярии. Не дай бог обидишь ненароком!
И ведь беда почти миновала! Наверняка ректор думал, что судьба уже не станет так часто сталкивать его с Джонатаном Эйверли, но тут не вовремя нарисовалась я со своим даром.
***
Уже позже, в спальне, я положила нагретый в ладони амулет на стол и пробежалась глазами по строчкам открытой книги, которую успела изучить до похода к ректору. В скупом желтовато-красном свете свечей буквы чуть расплывались, но я уже привыкла: часто занималась по ночам, пытаясь успокоить разум и уснуть после кошмаров.
Забавно, что конкретно эту книгу (талмуд в кожаном переплете) я одолжила у Оуэна еще месяц назад. Тогда и речи не шло о том, что мне придется испробовать на себе методы осознанного транса, но я почему попросила Оуэна дать мне литературу на эту тему. Тогда казалось, что для общего развития, но теперь я ясно понимала: интуиция мага-пророка снова дала о себе знать.
В темное окно, в стекле которого я видела собственное смутное отражение, постучал Бред. Причем сделал это не лапой, а кончиком острого хвоста. Я хмыкнула, но распахнула створку, впуская вместе с дракончиком аромат позднего осеннего вечера.
— Ну как? Поохотился?
— Два грызуна и белка! — похвалился тот, словно речь шла о наградах на турнире. — Последняя чуть не ушла! Эх, потерял хватку.
Я постаралась, чтобы сочувствие к судьбе белки не отразилось на моем лице.
— Может быть, тебе почаще улетать, чтобы восстановить форму?
— И оставить тебя без присмотра? — возмутился тот. — Вот уж нет!
Я задернула шторы и задумчиво покосилась на дракончика, устраивающегося в кресле у камина. Признаться, меня начинала тревожить такая сильная привязанность Бреда ко мне. Он же не был моим фамильяром и был вовсе не обязан сутками сидеть на моем плече.
Бред встряхнулся, как мокрая кошка, и, покружив по подушке, улегся на нее.
— Твой рыцарь еще не явился?
Я не сразу сообразила, кого он имеет в виду. Если так подумать, то в стремлении Джейсона мне помочь и правда было слишком много благородства. Необоснованного благородства.
Почему он соглашается на все мои просьбы? Если бы в видении мне не показали сцену, где он лично сражается с заговорщиками, я бы решила, что он все-таки играет на их стороне и через меня пытается что-то узнать. Но это видение в бальном зале сбивало меня с толку. Именно из-за него я решила, что Джейсону можно доверять.
Что, если я ошиблась, и он ведет свою игру?
Словно подслушав, что речь идет о нем, комнату ослепила вспышка света. Я на автомате прикрыла глаза, а когда открыла, увидела Джейсона. Его черные, коротко стриженые волосы были еще влажными, словно он только что принял душ. На плече висела холщовая сумка.
— Я после вечерней тренировки, — вместо приветствия сказал Джейсон и бросил сумку у кресла. — К счастью, она не затянулась.
Я покосилась на часы на каминной полке с преувеличенным вниманием. Почему-то мысль о Джейсоне в ванне казалась слишком… интригующей. Черт, Мира! Что, лучше бы он заявился весь пыльный и потный после изощренных издевательств мэтра Ларкинза, которые тот называет уроками физической подготовки?
— Ничего, ты как раз вовремя, — кашлянув, заметила я, а затем все-таки решила проявить сочувствие: — И часто вас так гоняют?
Джейсон чуть пожал плечами, оглянулся по сторонам и, завидев кресло, опустился в него.
— Почти каждый день. В конце семестра нам предстоит сдача экзамена сразу по нескольким боевым дисциплинам, так что расслабляться нельзя.
— Нельзя, — согласилась я, легко представив толпу озверевших боевиков, сражающих друг с другом. Меня передернуло, и я вполне искренне заметила: — Не знаю, как ты с этим справляешься.
Джейсон усмехнулся. В отблесках камина его лицо чуть заострилось и приобрело еще большую притягательность. Я с холодной отстраненностью в очередной раз заметила, что он обладает какой-то звериной, природной красотой, в которой чувствуется и сила, и смелость, и желание заставить играть весь мир по своим правилам.
К слову, об этом мне бы не стоило забывать…
— Ну а мне сложно понять, как ты справляешься со своим даром, — проговорил он. Поделишься, каково это — видеть будущее?
— Варианты будущего, — по привычке поправила я и, подумав, призналась: — Страшно и местами непонятно.
— А ты не хотела запечатать дар? Многие девушки так делают.
В хрипловатом голосе не прозвучало ни намека на издевку, только горячее любопытство. В Джейсоне в принципе постоянно ощущался огонь, готовый полыхнуть в полноценный пожар. Даже сейчас, когда он выглядит уставшим после тренировки, все равно складывается ощущение, что в любой момент он может сорваться с места, если это потребуется.
— Мне предлагали, но я отказалась.
— Не смогла предать часть себя? — пониманием уточнил Джейсон.
Я не ожидала, что он найдет настолько точное определение, и удивленно вскинула на него глаза.
В этом мире женщинам, в которых пробуждалась магия (инициация могла случиться в любом возрасте) действительно часто запечатывали дар. Иногда насильно, по требованию мужа или отца, но тогда несчастная рисковала умереть в ходе довольно болезненной процедуры. Если это происходило добровольно, то риска смерти уже не было, но возникали другие проблемы, как правило, связанные с репродуктивной функцией. Что интересно, то же самое касалось и мужчин, но те и не стремились избавляться от дара, считая его преимуществом.
