— Мне холодно.
Его руки заскользили по моим плечам.
— Тебе нужно одеться. Тебе не стоит идти в этом.
— Ты сам сюда вошел. Это не моя вина.
— И все равно тебе нужно одеться.
Я закусила губу и оттолкнула его. Сет уставился на меня, а его глаза неестественно блестели.
— Ладно, но тебе придется отпустить меня.
Его руки на моей спине напряглись, и на минуту мне показалось, что он не собирается отпускать. Я не могла понять, что чувствую по этому поводу. Сет отпустил меня, но уперся в мой лоб своим.
— Теперь ты пахнешь лучше. Мне кажется мы на правильном пути.
— Спасибо, — я ухмыльнулась.
Некоторое напряжение в его теле прямо таки просачивалось наружу.
— Ты готова?
Я глубоко вздохнула, как будто бы впервые за эти дни.
— Да.
Когда я была маленькой, мама однажды сказала мне, что только смерть очищает нас и делает равными. Все мы будем стоять перед рекой Стикс в ожидании дальнейшей судьбы наших душ.
Все уже были на кладбище когда пришли мы с Сетом. Чистокровные стояли впереди, перед полукровками, что не имело для меня никакого смысла. Калеб был одним из нас, не из них. Так почему же они стоят ближе к нему? Эйден сказал бы, что это традиция.
Но это было неправильно.
Мы с Сетом ходили по самому краю группы, избегая откровенно любопытных и осуждающих взглядов. Я старалась взять себя в руки и не высматривать в толпе знакомую темную макушку чистокровного, но мой взгляд постоянно возвращался к ним. Эйден был последним, кого я хотела сейчас видеть.
Наконец Сет остановился, а я встала возле него. Он ничего не сказал с того момента как мы покинули комнату, но постоянно погладывал на меня. Мне кажется, он опасался, как бы я снова не сорвалась. Убрав свои все еще влажные волосы назад, я посмотрела на него, закусив губу.
— Ты ведь хочешь поблагодарить меня, не так ли? — его это забавляло.
— Ну… я хотела. Но не уверена, что буду делать это.
— Да ладно. Я на самом деле хочу услышать, как ты говоришь слова благодарности. Это, наверное, будет первый и последний раз, как ты говоришь такое.
Я прищурилась на солнце. Вдали я видела костер, тело, закутанное в белую льняную ткань.
— Спасибо за то, что остался со мной. И прости за то, что была такой стервой по отношению к тебе.
Сет подтолкнул меня локтем.
— Ты только что назвала себя …
— Да назвала, потому что действительно так себя вела, — я громко вздохнула. — Ты не заслужил того, что я говорила, особенно о Калебе.
Он шагнул ближе, когда Люциан подошел к костру. Как Министр, он будет говорить прощальную речь, напутствие к вечной жизни.
— Я заслуживаю многого, — ответил Сет.
— Но не этого, — я отвела взгляд от погребения. Я сосредоточила все свое внимание на кусте гиацинта. Он был усыпан ярко красными цветками, которые формой напоминали звездочки. Они подразумевали скорбь и траур, на кладбище они были повсюду, напоминая о трагической любви Аполлона и прекрасной Гиацинт. Во времена, когда Боги свободно ходили по земле, люди, которые трагически погибали, превращались в цветы, если они были молоды и красивы, и успели заслужить благословение Богов.
Сет наклонился ближе, его рука потерлась о мою.
— Ты же знаешь, что наша связь не оставила мне другого выбора.
— Все равно, спасибо, — я закатила глаза.
Люциан начал свою речь, рассказывая про стойкость и силу духа Калеба. Боль в моей груди все возрастала, и теплый воздух казался ледяным, когда касался моей влажной щеки. Когда зажгли костер, мои внутренности скрутило, и я не могла остановить дрожь, которая пробирала все мое тело. Я отвернулась от тепла, которое шло от костра, от звука потрескивания дров, от тихих рыданий.
Не знаю, что доставляло больше боли: тот факт, что я никогда не увижу его снова или то, что не услышу его заразительного смеха. Каждая такая мысль причиняла мне острую боль.
Как только толпа стала расходиться, я поняла, что все это время прижималась к Сету в поисках тепла. Мои щеки загорелись, я отступила от него, смутившись. Я достаточно рыдала на его плече, на всю жизнь хватит.
— Мне нужно…
— Я понимаю. — Сет отступил назад. — Я подожду тебя снаружи.
Благодарная за то, что он понял меня без слов, я наблюдала, как он идет к кладбищенским воротам. Я вытерла глаза и повернулась.
И замерла.
Прямо передо мной стояла Оливия, одетая в черные брюки и свитер. Ее кожа была очень бледна, а глаза, которые всегда лучились теплом теперь стали холодными и злыми. Слезы стекали по ее щекам.
Я шагнула к ней, желая утешить.
— Оливия, мне так…
— Почему ты ничего не сделала? — ее голос был сорванным. — Ты была его лучшим другом. Ты могла сделать что-то! — она сделала шаг вперед, указывая на меня рукой.
Люк перехватил ее, обняв за плечи.
— Перестань. Алекс не…
— Ты же Аполлион! — вскрикнула Оливия, ее слова перешли в рыдания. — Да, я знаю об этом, Калеб сказал мне кто ты, и я видела, как ты сражалась! — она повернулась к Люку, в глазах застыла мольба. — Ты же видел, какой быстрой она может быть. Почему же она ничего не сделала?
Я знала, знала, что физически не смогла бы ничего сделать. Я не была Аполлионом, пока не была. Но услышав от нее такое, я сразу вспомнила слова Маркуса «Люди ожидают от тебя большего, из-за того кем ты станете».
— Мне очень жаль Оливия. Мне так…
— Не смей говорить, что тебе жаль! Это не вернет Калеба назад!
— Я знаю, — сказала я вздрогнув.
— Оливия, прекрати. Пойдем обратно в твою комнату, — Люк бросил на меня извиняющий взгляд и начал медленно ее разворачивать.
Елена подошла, беря ее за другую руку.
— Все в порядке. Все будет хорошо.
Оливия прижалась к Люку, ее голова склонилась к груди. Тяжесть ее потери давила на нее.
Горе рвалось когтями из моей груди. Я отвернулась, чувствуя, как навернулись горячие слезы. Почти вслепую, я пошла от них вглубь кладбища. Я брела пока не наткнулась на кого-то. Задрав голову вверх, я начала вытирать слезы.
— Ох, извините… — и остановилась посреди слова.
Я наткнулась не на человека, а на статую. Смешок вырвался из моих губ, когда я смотрела на грустное лицо, вырезанное из камня. Скульптура была вырезана так, будто он протягивает кому-то ладонь и подзывает к себе. Мой взгляд опустился на плиту, где было выбито имя Танатоса. Под именем символ — факел, опущенный вниз.
Я видела этот символ раньше… на руке инструктора Ромви.