Это были глаза.
Золотистые, янтарные глаза, которые несли в себе мудрость, какой не было ни у одного ребенка — глаза Аполлиона.
Его дела пошли лучше, когда его отправили в Ковенант в Англию, и затем перевели в Нэшвилл. Так странно, что мы были настолько близки друг к другу так много лет и наши судьбы никогда не пересекались.
Но что-то было не так. Когда я Пробудилась, я узнала все о том, что узнали предыдущие Аполлионы в течение их жизней, это было как подключение к компьютеру и загрузка информации. И никто из них не был рожден с глазами Аполлиона. У всех глаза стали золотистыми только после Пробуждения.
Мой Сет был другим.
Но прямо сейчас, эта чистая боль в груди, поедала его.
«Где ты родился?» Спросила я в надежде увести тему от его матери. «Ты никогда не говорил мне».
Он рассмеялся, и я улыбнулась. Счастливый Сет был лучшим проявлением Сета. «Ты не поверишь, но ты же знаешь, как Богини Судьбы любят играть с людьми?»
«Ой, я всегда знала это».
«Я родился на острове Андрос.»
Дрожь кружила по моей спине. Какая… ирония. Было вовсе не огромной верой в непредсказуемое, чтобы полагать, что и мои предки были также родом с этого острова, так как многим давалось имя исходя из того, где они родились. Или, в некоторых случаях, острова назывались в честь семьи основателей.
«В любом случае, это было иронично. И что-то тошнотворное всплыло на поверхность. Андрос был островом в целых 147 квадратных миль. Ты не думаешь, что мы родственники?»
«Что?» Сет разразился смехом. «Нет».
«Как ты можешь быть настолько уверенным?» Потому что, если бы мы оказались Люком и Леей, меня бы стошнило.
«Моя семья не связана с твоей так или иначе. Кроме того, ваша родословная идет от Аполлона».
«А твоя от кого?» Ответа не последовало, только лишь надменное молчание. «Почему ты утаиваешь это от меня?»
Сет вздохнул.
«Я скажу тебе, когда мы будем вместе. Я покажу тебе всё, Ангел. На все свои вопросы ты получишь ответы».
Глава 4
На следующий день после обеда я одиноко бродила по своей клетке. Что-то происходило наверху — двери открывались и закрывались, раздавались звуки шагов и счастливые возгласы.
Желая расслышать больше, я подошла к прутьям и напряженно прислушалась. Разговор был слишком приглушенным, чтобы понять, кто это был, но кто-то точно прибыл. И это был не бог. Я бы поняла это, если бы это был бог. Их сущность была сильна, и я могла бы почувствовать её.
Прикоснувшись к прутьям, я ощутила отклик. Мерцание синего света затухало. Вот видишь, Сет. Не значит ли это, что сила знаков на потолке тоже ослабевает без обновления? Милостивые боги, я на это надеюсь. Я попыталась обнаружить шнур, желая сказать ему о новом открытии.
Сет был там, но не хотел болтать. Он был с Люцианом, по крайней мере, я так поняла. Что бы они ни обсуждали, это было приглушенным для меня.
Я сразу же отреагировала неприязнью на присутствие Люциана. Очевидно, я должна буду смириться с этим, но это будет довольно сложно. Я никогда не буду поклонницей моего отчима.
Отсоединившись от связи, я задалась вопросом, чем занимается Айден. Он обычно проводит большую часть дня, сидя на этом складном стуле, размышляя обо мне.
«Ты дала мне надежду, в которой я нуждался».
Надежду на что? На счастливый конец для нас?
Я оказалась в маленькой белой ванной комнате, всматриваясь в паршивое пластиковое зеркало, висящее над раковиной. Оно было практически забетонировано в стену, и пластик был облегченным настолько, чтобы я не могла соорудить из него оружие.
Прислонившись к раковине, я почти уткнулась лицом в зеркало. Мое отражение было волнистым, искаженным плохим качеством зеркала, но я пристально смотрела на свои глаза.
Они были янтарными, точно такими же, как и у других Аполлионов после их Пробуждения. Это было немного странно, видеть мои глаза такими, но это казалось правильным. Словно я получила в наследство нечто особенное, чему было предначертано произойти.
Я наклонила голову в сторону. О чём подумает мой Сет, когда он, наконец, меня увидит — увидит на самом деле — в виде Аполлиона? Он будет доволен, не то, что Айден, который ненавидел мои глаза…
Неожиданное острое чувство пронзило мою грудь. Ну и дела… у меня закружилась голова, и я крепче схватилась за раковину. Это была не физическая боль, больше было похоже на боль, когда земля уходит из-под ног. Или, когда получаешь действительно омерзительные, плохие известия.
Было ощущение, словно сердце сгорало без возможности восстановления.
Я втянула воздух, и вздох оказался пронзительным. Это было не уместное чувство. Моё сердце не было разбито. Оно было целым и принадлежало моему Сету. И он любил меня в ответ. Он никогда мне этого не говорил, что любит, но он должен был любить. Мы были предназначены друг для друга, и как только мы воссоединимся, мы будем прекрасны. Мы будем править Олимпом и миром смертных.
— Мы будем богами, — прошептала я.
— Ох, Алекс, даже я поражен тем, насколько раздутым стало твоё эго. Боги, если бы я был воплоти, я бы надрал тебе задницу прямо сейчас.
Я резко развернулась, вполне ожидая увидеть Калеба, стоящего в ванной комнате, потому что это был его голос. Но тут никого не было. Сердце заколотилось, я выглянула в камеру. Пусто.
— Калеб?
Ответа не последовало.
Я осторожно вошла в камеру, желая, чтобы появился Калеб, если он на самом деле был здесь. Тишина затянулась, и только когда я уже собралась признаться, что я, вероятно, потеряла свой проклятый разум, через меня прошло тепло.
Неужели Калеб только что… прошел через меня?
— А…
Позади меня раздался легкий смешок. Развернувшись, я лишь… я могла только смотреть в изумлении.
Там стоял Калеб, его русые брови были изогнуты таким до боли знакомым образом. На нём была рубашка вроде туники и белые льняные штаны. Это был Калеб, но… нет.
Я могла полностью видеть прутья камеры сквозь него. Поразительно.
— Калеб?
Он осмотрел себя сверху вниз.
— Да, это я, ты видишь меня как тень.
— Ты действительно здесь, или я потеряла рассудок?
Неторопливая, спокойная ухмылка растянулась на его бледных губах.
— Я здесь. Ну, настолько здесь, насколько могу быть.
Я втянула воздух, но он застрял в горле.
— Я могу прикоснуться к тебе? — ноги несли меня вперед судорожными толчками. Никакого изящества Аполлиона. — Я могу тебя обнять?
Его брови опустились.
