То есть, я имею право прийти повидать эту чертовку? Она примет меня в императорском дворце?! Она будет здесь чем-то вроде хозяйки, а я – гостьей?! Ах, какая прелесть!
– Благодарю, ваше величество. Непременно сообщу матушке.
– Более не задерживаю вас, леди Глория.
– Ваше величество.
Она поклонилась и помедлила пару вдохов, не в силах просто развернуться и уйти.
– Желаете что-то добавить, миледи?
– Нет, ваше величество.
Мира покинула тронную залу.
* * *
– Миледи, прошу, скажите мне: зачем Глория прибыла сюда?
Приезд дочери и сытный ужин навеяли графине добродушие. Она с улыбкой развела руками:
– Не знаю, дитя мое.
– Как это может быть?
– Глория – самостоятельная девушка, она могла сама принять решение. Или же ее надоумил Элиас. Но точно не я.
– Она сказала на приеме, что приехала замолвить слово в вашу защиту.
– О!.. – леди Сибил растрогано всплеснула ладонями.
– Но откуда она знала, что ей следует притвориться мною?
– Так ведь ты притворяешься ею! Полагаешь, никто не удивится, если в столице объявится вторая Глория Нортвуд?
Мира досадливо поморщилась.
– Я имею в виду, миледи, как она узнала, что я ношу ее имя? Ведь мы с вами решили это уже в Лабелине!
– Я написала ей. Уверена, что ее это позабавило. Глория всегда любила переодевания.
О, да, она достигла в этом деле немалого искусства…
– Постой-ка, – лишь теперь заметила графиня, – ты выглядишь расстроенной. Ты, как будто, недовольна, что Глория здесь?
– Я не имею права на недовольство, миледи.
– Это верно. Однако же, ты недовольна.
– Миледи, мне не по себе от того, что другая называется моим именем.
– А ты называешься Глорией Нортвуд. По-твоему, это неравнозначная замена? Полагаешь, твой род выше нашего?
Строго говоря, так и есть: род Праматери Янмэй стоит вторым в священных книгах, а Сьюзен – лишь седьмым. Но это замечание лежит далеко за пределами того, что способна стерпеть Сибил Нортвуд.
– Нет, миледи. Мне всего лишь…
Вспышка боли заставила Миру умолкнуть. Будто горячая игла вошла в правый бок.
– Что с тобой? – воскликнула графиня.
Мира скрипнула зубами, чтобы подавить стон.
– Это… от жары… – процедила девушка. – Пройдет…
Прежде от жары страдала только голова, но теперь боль терзала печенку. Спазм свел внутренности, вынудил девушку согнуться.
– Лекаря! – крикнула графиня. – Элис, срочно зови лекаря!
– Нет, миледи, уже проходит… сейчас… все будет хорошо.
Миновала минута, другая – и боль стала утихать. Леди Сибил, зорко следившая за Мирой, заметила, как гримаса сошла с лица девушки.
– Лучше?
– Да, миледи…
– Тебе стоит поменьше разгуливать под солнцем. Эти твои прогулки не идут на пользу, тем более – когда они происходят в обществе какого-то секретаря.
– Ваша правда, миледи.
– Ступай в постель. И прочти письмо – возможно, оно развлечет тебя.
Графиня указала на конверт, лежащий в серебряном подносе для корреспонденции. На сургуче, опечатавшем послание, виднелся герб Литленда.
Мира поднялась к себе, легла в постель. Потирая бок, нывший отголоском боли, взломала печать.
«Милая Глория,
Пастушьи Луга – ты ведь знаешь, что с ними связано?
Огромный кусок земли по обоим берегам реки Холливел, примерно сто миль в ширину – с востока на запад, и миль четыреста в длину – с севера на юг. Это плодородная степь, она покрыта сочной зеленой травой. Великолепное пастбище. Издавна западные кочевники считали эти земли своими и нещадно бились за них с Альмерой, Надеждой и Литлендом.
В 16 веке, после Лошадиных Войн, владычица Юлиана назвала Пастушьи Луга общими владениями всех соседних земель. Четыре западных графства и три восточных получили право пасти на берегах Холливела свои стада и табуны – сколько угодно, без ограничений. Единственным условием было мирное сосуществование друг с другом. Пастушьи Луга теперь не принадлежат никому, хотя и кормят семь соседних с ними земель. В их числе – мой родной Литленд.
Прости меня. Я пишу эти скучные строки, чтобы успокоиться. Пишу и пытаюсь поверить, что это действительно так ценно для моей семьи. Пока не получается. Тьма. Не верю, не могу принять… Ладно.
Ты знаешь, я родилась в Пастушьих Лугах. Там есть цепочка крепостей, принадлежащих Литленду. Они присматривают за переправами через Холливел, чтобы с Запада не нагрянуло внезапно чье-то войско. Есть четыре брода в нижнем течении реки, кочевники со своими табунами переходят по ним на наш берег. Имеют право. Каждый может пасти лошадей как на западном берегу Холливела, так и на восточном. Соседство с кочевниками – наша вечная головная боль. Их табуны огромны, в засушливые годы им не хватает корма на своем берегу, и они принимаются за наш. Месяцами бродят к востоку от Холливела, вычищают траву под корень. Нередко кочевники загрызаются с нашими пастухами – бывает всякое. Крадут коней и скот, убивают пастухов… Потому нужны крепости, пограничные отряды, системы сигналов… Хватит. Я не об этом.
Эрвин Ориджин – вот я о ком. И Уиллис, герцог Литленд – моя дядя. И Даглас Литленд – мой отец.
В январе – полгода назад! – Эрвин Ориджин является к дяде Уиллису. Он говорит – без обиняков, прямо в лоб, с северной вашей прямотою: Бекка Южанка – сыгранная карта. Ваша племянница, говорит Эрвин дяде Уиллису, претендует на руку Адриана, но у нее нет шансов. Мне, конечно, жаль, и все такое… Если бы хоть одна из сестер Бекки забеременела – тогда, понятно, вопрос стоял бы иначе. Но вся столица шепчется, и ни для кого уже не секрет, и император, конечно, не рискнет… Ты ведь тоже слышала об этом, верно? Нет такого человека, кто бы не слышал! Будь оно проклято. Дрянь.
И дядя отвечает Ориджину: вы что же, пришли нас унижать? Убирайтесь под хвост к Темному Идо! Но дядя не умеет быть грозным, не дано ему. Ориджин даже глазом не моргнул. Ни в коему случае, говорит, не хочу оскорбить Великий Дом Литленд, только мне будет жаль, говорит, если вы поставите себя в идиотское положение, если не сказать – опасное. Слово «опасность» для дяди – как червяк на рыболовном крючке. Он его тут же сглотнул, всполошился: что за опасность, какая? Все просто, говорит Ориджин. Вы грозите императору, что не проголосуете в Палате за реформы, если Адриан не выберет Бекку. Да только он ее в любом случае не выберет – мне очень жаль и все такое, – но выйдет, что вы попусту ставите палки в колеса императору. А Династия таких вещей не спускает.
