Раздался отрывистый сухой щелчок, словно звук бича. Петля ослабла. За спиною человеческое тело грузно повалилось на пол. Хармон сорвал с шеи ремень, и, стоя на четвереньках, изо всех сил принялся дышать.
Дверь раскрылась, на пороге возник Джоакин.
– Тьма! Здесь прятался еще один! Вы живы, Хар… – и тут взгляд воина нашел Светлую Сферу. – Боги! Что это такое?! О, боги!
Хармон Паула Роджер сидел на полу, в его руке был искровый кинжал с одним оставшимся зарядом. Прикоснуться к ноге Джоакина – и тот рухнет без чувств. Затем перерезать горло. Или довериться? Как ни крути, а воин дважды спасал Хармона… Ну и что? Повод ли это, чтобы довериться в таком деле?
Хармон занес кинжал, и тут Джоакин проговорил – с наивным, детским восторгом:
– Ай да штукенция! Никогда не видал такого! С ума сойти…
Мальчишка он был. Крепкий, ловкий, хорошо вооруженный мальчишка. Хармон опустил нож.
– Это называется Светлая Сфера. Ее создали боги. Именно ее граф Виттор поручил мне продать.
– Продать Священный Предмет? Да ну! Быть не может! То есть… но как? Почему?
В подобных ситуациях очень важно взвешивать каждое слово. Когда человек ошарашен, сбит с толку – он качается, как травинка на ветру. Одним единственным словом можно склонить его в ту или другую сторону, сделать союзником или недругом.
История графской любви не произвела впечатления на тюремщиков, но Джоакин – иное дело. Он – романтик, его дурная башка набита этаким салатом из прекрасных дам, рыцарских поступков и львиных сердец… Хармон сказал:
– Помнишь леди Иону Ориджин?
– Еще бы не помнить!
– Знаешь ты или нет, но за первородную невесту полагается платить выкуп. Граф Виттор взял в жены леди Иону и задолжал Ориджинам. Дела у него пошли не ладно, и к назначенному сроку не успел расплатиться. Ориджины взбесились. Старый герцог и его сын угрожают графу войной, коли тот в кратчайшие сроки не вернет долг. Если Виттор Шейланд раздобудет деньги, то сохранит жизнь, власть и красавицу-жену. А если нет… ты ведь хорошо знаешь, что такое воевать с Ориджинами! Графу Виттору грозит смерть, Уэймару – огонь и разрушение, леди Ионе – бесчестье. А зависит все это от нас с тобою. Продадим ли Предмет? Привезем ли деньги графу? Тебе решать.
Джоакин впервые отвел глаза от Светлой Сферы и встретил взгляд Хармона:
– Но почему же вы раньше не сказали правду? Зачем лгали?
– А думаешь, Снайпу можно доверять? Он же дезертир! Или пьянчуге Доксету? Или тупоголовому Вихрю?
– Им-то нет! Но почему вы не сказали мне?! – в словах Джоакина зазвучала неподдельная обида. – Неужто и мне не доверяли?!
– Тебе-то доверился бы, конечно… если б не Полли. Я подумал, ты ее ко мне приревновал и потому затаил зло. А от ревности, знаешь ли, человек с мечом на многое способен…
Джоакин поморщился.
– С Полли покончено… Она больше не со мною.
– Сочувствую… – грустно проворчал Хармон. А в мыслях было: благодарю тебя, Янмэй Милосердная! Ты осыпала меня дарами, как родного внука!
– И что же нужно, чтобы спасти графа с женой?
– Продать Предмет барону Деррилу, отвезти деньги в любую точку шейландовского банка. Вот и все! Поможешь мне в этом? Щедро заплачу.
– Конечно, помогу. За такое дело я бы и без оплаты взялся! Жаль, что вы сразу не сказали… хозяин.
* * *
Они прибыли на место встречи незадолго до рассвета. От крепости до обоза пришлось скакать полчаса – ближе не нашлось достаточно укромного местечка, чтобы спрятать телеги. В дороге Хармон-торговец предался изысканному наслаждению: он ел. В запасах бывших тюремщиков нашелся сыр, колбаса, хлеб, лук, морковь, яблоки. Хармон сгреб все, не оставив ни крошки, с трудом дотащил до лошади. Однако, памятуя печальный опыт с сухарями, взял себе лишь краюху хлеба, четвертинку сыра и луковицу, а остальное вручил на хранение Джоакину и велел ни при каких обстоятельствах не отдавать назад, что бы Хармон ни говорил. Как и в темнице, скудная трапеза лишь разожгла чувство голода, и поначалу торговцу пришлось нелегко. Но затем его тело как будто осознало, что получило пищу: боль улеглась, мышцы расслабились, веки налились тяжестью. Сходя с лошади, Хармон уже почти спал.
Полли и Луиза крепко обняли его и принялись наперебой вздыхать и причитать. Торговец разбирал одно слово из пяти и чуть не валился от усталости. Ему помогли забраться в фургон, он рухнул на одеяло и забылся сном. Светлая Сфера, бережно завернутая в материю, покоилась на его груди – под ветхим камзолом с дворянской эмблемой.
Хармон дважды просыпался для того, чтобы поесть, и вновь смыкал веки. А когда пробудился окончательно, солнце уже клонилось к закату. Фургон катился куда-то – судя по солнцу, на север. На козлах сидел Джоакин, с ним рядом – Луиза, а дальше – Полли. Именно в таком порядке, к большому удовольствию торговца. Воин рассказывал женщинам историю освобождения Хармона – видимо, уже раз в четвертый, так как дело обросло неожиданными подробностями:
– …и тогда я сказал хозяину: неправильно оставлять за спиною тех подонков, что засели в казармах! Пойдемте же туда и перебьем их всех до единого! Хозяин не мог решиться, и его легко понять – больно уж был напуган после темницы… но я убедил его, что напасть на казармы необходимо, если судить с точки зрения тактической науки. И вот, мы ворвались в это здание. Как я и ожидал, пленный тюремщик солгал нам: не пятеро бойцов нас ожидали, а пятнадцать! Никто из них не спал, к тому же у четверых были взведенные арбалеты. И нас было четверо – на каждого пришлось по болту. Разбойники выстрелили. Тот, что целился в Хармона, промазал – недаром хозяин так исхудал в темнице. Тот, что бил в меня, попал бы точно в глаз, если б я вовремя не уклонился! А Доксету болт ударил по шлему и оглушил его, а Снайп закрыл грудь секирой, болт угодил в топорище и вышиб оружие из рук. Я оглянулся и понял: святая Праматерь, а ведь я один остался цел и вооружен! Тогда я…
– Кх-кх… – привлек внимание Хармон Паула, – не скажете ли, друзья мои, куда мы направляемся?
Луиза и Полли мигом забыли Джоакинов рассказ и накинулись на Хармона. Щебетали, ахали, ощупывали его: как зарос, как исхудал! И седина появилась, и бородища на пол-лица, но даже под нею все равно кости видно. Бедняга! Как же они с вами!.. Сколько же вы натерпелись!..
Хармон грешным делом едва не расплакался – так трогательна была эта забота. Да и пережитый ужас мигом всплыл в памяти черной волною.
– Как вы справились, хозяин? Что с вами делали? Каково оно – в темнице-то?
Конечно, торговец не сказал им, как замерзал, сжавшись от страха перед мертвецом; ни о том, как заблеял по-овечьи, едва тюремщик показал ему инструменты; ни о том, как сожрал все сухари в один присест и едва не помер; ни, уж тем более, о том, что про существование своей свиты вспомнил лишь на седьмой день заключения. Если так подумать, то ни о чем не хотелось рассказывать, разве только в самых общих чертах. Хармон сказал:
