– Какие товары?.. – опешил Хармон. – Зачем?
– Ведь мы в столицу по торговым делам, верно? Или же мы там не будем продавать, а только покупать?
– Нет… – выдавил Хармон, – не по торговым…
– А по каким же?
– Ты меня чуточку не поняла… Я это… хотел сказать…
С полной ясностью он вдруг увидел себя глазами Полли. Тощий избитый мужлан в окровавленных лохмотьях. Сорок шестой его год весьма отчетливо проступает на изможденном лице. Глаза тревожные, мечущиеся; руки дрожат. Хармону даже не хватило чувства юмора, чтобы пошутить над собой. Он был жалок – на этом точка.
– Объясните, хозяин!
– Да нет, ничего… – он утер нос тыльной стороной ладони. – Вернусь, тогда поговорим.
Он отвел глаза и полез в седло. Оступился, соскользнул, едва удержался на ногах. Со второй попытки взобрался на спину лошади.
– Удачи вам, Хармон! – сказала Полли. – Возвращайтесь целым. Буду молиться за вас!
Торговцу мучительно захотелось сказать что-то теплое, нежное. Нечто о том, как Полли ему дорога, и как он хочет видеть ее снова и снова, и снова – каждый день и ночь. Промелькнули в уме давно забытые слова: «Я люблю тебя». Хармон испуганно отогнал их. Тронулся с места и выдавил лишь:
– До встречи, Полли.
Пока они ехали к развалинам крепости, Хармон пытался думать о векселе. Три тысячи шестьсот золотых. Я богач! Внешность – пустое, годы – чепуха. Я стану вельможей, куплю роскошный дом, найму слуг. Какая девушка сможет мне отказать?..
Но думалось почему-то иное. Виделась Полли, стонущая под крепким телом Джоакина; и Полли, поющая с пламенем в глазах, обращенных к молодому воину; и Полли, скачущая верхом, заливисто смеясь.
Еще виделся Молчаливый Джек.
В крепости они заняли позицию на втором этаже казарм, в тех самых капитанских покоях, где все еще маячил открытый Хармоном сундук. Джоакин расселся во главе стола, Снайп и Вихорь – по обе руки от него. Все трое были наряжены в гвардейские камзолы Лабелина и шлемы, опоясаны мечами. Хармон трясся на стуле в углу, поминунтно стирая кровь, что все еще сочилась на подбородок. Доксет с лошадьми расположился как раз под окнами покоев – на случай, если придется отступать спешным порядком. Чтобы в Доксете монахи не признали давешнего паломника-пьянчугу, ему сбрили бороденку и нахлобучили самый закрытый шлем из имевшихся в наличии. Из оружия у старого солдата имелся арбалет и копье.
К полудню монахи не появились. Ожидание становилось тревожным и тягостным. Снайп извлек кинжал и принялся ковырять столешницу. Вихорь то снимал шлем, то натягивал вновь. Поднимался со скамьи, прохаживался по кругу, глядел в окно.
– Не мельтеши, – веско бросал ему Джоакин.
Вихорь усаживался, но вскоре схватывался вновь. Останавливаясь против Джоакина, крестьянин спрашивал:
– Что думаешь, все обойдется?
– Легко! Все равно, что сапоги почистить.
Вихорь на время успокаивался, но, сделав круг-другой, опять спрашивал:
– Как думаешь, драки-то не будет?
– Пусть только попробуют. Я им живо кости пересчитаю!
Крестьянин снова бродил кругами и снова приставал с вопросом:
– А точно в бой не полезут, да?
– Они должны понимать, – авторитетно пробасил Джоакин, – что это не в их интересах. Если устроят бой, то им не сдобровать.
– Ты это наверное знаешь?..
Снайп поймал Вихря за рукав:
– Сядь и умолкни, а то пришибу.
Вихорь на какое-то время унялся.
Хармон-торговец не приставал ни к кому с разговорами. Не потому, что не хотелось, а для того, чтобы люди не слышали, как дрожит его голос.
Призвав на помощь всю рассудительность, Хармон пытался себя успокоить. Чего он боится? Что могут предпринять монахи? План с «письмом от герцога» был рассчитан идеально. Он отсекал монахам все возможные лазейки.
Просто не отдавать Предмет? Тогда воины Лабелина перероют монастырь, а затем сровняют его с землей. Уж в этом не приходится сомневаться, если хоть немного знаешь повадки великих лордов.
Связаться с герцогом и проверить, он ли послал рыцарей в монастырь? Попытаться убедить его в чем-то, уговорить на уступку? Но Лабелин вчера отбыл в столицу и находится сейчас в вагоне поезда. Связаться с ним нельзя никак.
Поговорить со шпионом, который, очевидно, есть у монахов в замке барона Деррила? Он подтвердит, что герцог, действительно, купил у Хармона фальшивку, сразу не распознав ее. Что делал герцог впоследствии – об этом шпион знать не должен.
Увезти Сферу прочь, спрятать в другом месте? Ну, что ж, если монахи готовы сохранить ее, но потерять обитель и доброе имя, сделаться жертвами постоянного преследования – лишь тогда они могут пойти на это.
И, наконец, самый дурацкий из вариантов: напасть на рыцарей герцога в развалинах крепости и перебить. Это принесет куда худшие последствия, чем простое бегство. За нападение на своих вассалов герцог расплатится кровью – даже с монахами.
По всем рассуждениям выходило, что бояться Хармону нечего. Если монахи поверили ночному представлению и письму, то нечего бояться. А они, по всей видимости, поверили – иначе Джоакин просто не вернулся бы с ночной вылазки! Так что – бояться нечего!
Но все же в мысли Хармона снова, снова вторгался Молчаливый Джек. Торговец начинал чувствовать спиной холодную каменную кладку; свет в комнате становился тусклее. Живот болезненно сводило. Надо было похоронить его! – пришло на ум торговцу. Не пожалеть времени, вынуть кости из камеры и закопать, нанять священника, чтобы молитву прочел. Так было бы правильно. Отчего же я не подумал раньше? Теперь Праматери вновь лишат меня помощи! В два счета я вновь окажусь рядом с бывшим своим сокамерником, которого так предательски позабыл!.. Нет, молю вас, нет! Святые матушки, простите и дайте немного времени! Клянусь вам, едва только опасность пройдет, непременно позабочусь о Джеке! Я ему устрою самые пышные похороны, в центральном соборе Лабелина закажу песнопения! Или даже еще лучше – найму людей, пускай доставят его в Первую Зиму, ведь там родная земля Джека! Обещаю, все сделаю как надо, больше не оступлюсь – только дайте мне…
– Эй, есть здесь кто?! – раздался снизу звучный голос.
– Поднимайтесь! – крикнул Джоакин.
По ступеням затопотали каблуки.
* * *
Людей оказалось семеро. На них были кожаные дублеты с железными бляшками, из вооружения трое имели мечи, остальные – булавы и кинжалы. У нескольких за плечами висели луки. Вот тебе и монахи! Цепные псы, а не святые отцы!
Впрочем, один из них точно принадлежал к монастырской братии: то был брат Людвиг, давешний тюремщик, что допрашивал Хармона и дал ему полфунта сухарей. При виде Людвига торговец сжался. Монах метнул в него недобрый взгляд и процедил:
