– Ты его вроде как учишь? – спросил Марк.
– Это он вроде как учится. А я так, просто… – ответил Дед.
– И чему он у тебя учится?
– Чему сможет.
– В каком деле ты – мастер?
– Что, по-твоему, значит это слово?
– Ну, что ты умеешь достаточно хорошо, чтобы получать за это деньги?
Дед ответил вполне ожидаемо:
– Присматривать за людьми. Учить детей грамоте. Путешествовать. Рассказывать истории. И еще всякие мелочи…
Под вечер на опушке нашли хижину лесника. Поскольку уже темнело, решили тут заночевать. Хижина оказалась пустой, холодной и мрачной. Уже больше месяца здесь никто не жил. Затопили печку, но изба прогрелась лишь к утру, когда Марк уже устал стучать зубами от холода. Зато в погребе, к общей радости, нашлось немало съестного. Странный был лесник: сам уехал, а харчи оставил.
Утром двинулись дальше к Оруэллу. Теперь дорога шла между лесом и насыпью. Наверху изредка погромыхивали поезда. От леса же веяло такой тишиной, что даже болтать не хотелось.
Марк то и дело поглядывал в чащу. Он и заметил странный куст.
– Гляньте-ка: ветки вроде объедены.
Никто не удивился: значит, олень на опушку выходил – эка странность…
– Вдоль опушки поезда ходят. Ужели звери не боятся?
Ну, значит, смелый олень… Однако Марк подъехал ближе и рассмотрел. Другие кусты рядом тоже были погрызены, а за ними лежала поляна. Марк спешился, подобрал палку и стал ковырять в снегу, проверяя бугорки. Под одним нашел что-то замерзшее и позвал:
– Извольте убедиться: здесь конские яблоки.
Не олень грыз кусты, а конь. И стоял он тут, на поляне, довольно долго. Успел сильно проголодаться или очень заскучал, раз начал грызть замерзшие веточки. И не один конь: перерыв всю поляну, нашли дюжину навозных куч.
– Здесь были всадники! – высказал очевидное Внучок. – Или вышли из лесу, или вошли в лес!
– Ищите, – велел Марк. – Там, в лесу, должны быть следы. Найдем тропу, по которой они вышли… или вошли.
Поиски быстро принесли плоды: двигаясь сквозь чащу, отряд всадников ломал ветви, топтал валежник. Отметины складывались в более-менее заметную цепочку. Конники прошли здесь давно, однако в безлюдном лесу никто до сих пор не затоптал их следы. Поезда распугали дичь, а за дичью ушли и охотники. Не осталось ни души. По крайней мере, живой…
Скелет был приколот к дереву обломком копья. На костях громоздился тулуп, несуразно большой и распахнутый настежь. Там, где кончались ноги мертвеца, торчали из снега носки сапог. От прочей одежды остались лишь лохмотья: вороны изодрали ее, добираясь до мяса. В футе от трупа валялся топор.
– Кто это?.. – спросил Внучок. Он, кажется, был мастером дурацких вопросов.
– Лесник, – ответил Марк.
– Ах, вот почему он не забрал харчи!
– Да, Внучок, именно поэтому.
Рыжий осмотрел кости и копье. Оценил угол, под которым торчало древко. Пощупал тулуп и шапку, свалившуюся с черепа. Подобрал топор, провел пальцем по лезвию. Хмыкнул.
– Что скажешь?
– Его убил всадник. Заколол, не спешиваясь, сверху вниз. Но сначала запугал: двинул коня прямо на мужика, тот стал пятиться, уперся спиной в дерево – тогда всадник и ударил. Всадник был не один. Все в его отряде отлично вооружены и одеты.
– Последнее откуда известно?
– Хороший топор, хорошая шапка, но никто не взял себе.
– Угу. И когда случилось дело?
– Больше месяца назад, но меньше трех. Думаю, в начале декабря, еще до сильных морозов: на ногах сапоги, а не валенки.
– Ясно.
Марк бросил последний взгляд на мертвеца, покачал головой и велел:
– Двигаем.
– А… может, его похоронить?..
– Похоронят те, кто его знал. У нас другие дела.
Дурное предчувствие овладело Марком. Очень нехорошо убили лесника. Дюжина или две вооруженных всадников встретили пешего мужичка. Он для них – никакая не опасность. Сказали бы: «Поди прочь» – исчез бы с дороги. Вместо этого они его закололи. За то одно, что встретился на их пути. Марк знавал многих преступников, и далеко не всякого можно назвать негодяем, подонком, гадом… Но эти парни сполна заслужили свое место на виселице.
Да, сполна.
Гостиница звалась «Лесной приют». Так гласила вывеска, прибитая над воротами. Ну, раньше звалась… Среди двора, обнесенного забором, маячил обугленный остов. Стропила и перекрытия, все внутренности дома выгорели начисто. Стены из толстых бревен устояли и походили теперь на черный дырявый гроб. Четыре часа пути по следам всадников привели отряд Марка на это пепелище.
– Ищите трупы, – буркнул Ворон. – Они здесь есть.
Нашли скелеты пары лошадей, погребенные под руинами конюшни. И шесть человеческих могил: четыре подписанные, две безымянные. Видимо, жители ближней деревни побывали здесь, похоронили хозяина гостиницы и его работников, подписали могилы, но двух мертвецов они не знали.
– Четверо здешних, – сказал Рыжий, – и двое случайных постояльцев. Не проснулись, когда начался пожар, и погорели. Бедняги.
– Вряд ли мертвые могли проснуться, – ответил Марк. – Всадники убили их сразу же, едва вошли в гостиницу. Увидели – и закололи, как лесника. Потом поели, накормили коней, поспали. А утром подожгли постройки и двинулись дальше.
Рыжий глянул на остов конюшни, оценил расстояние от нее до дома. Ярдов двадцать – никак огонь не перекинется, если нарочно не подпалишь.
– Да, чиф. Вы правы.
На всякий случай осмотрели развалины. Побродили по двору, поковырялись в снегу, где он как-то подозрительно бугрился. Заглянули в остов дома. Не нашли ничего значимого, кроме собачьего скелета. Мертвая гостиница могла сообщить лишь одно: здесь всадники вошли в лес, либо из него вышли.
«Лесной приют» стоял на опушке, в четверти мили от дороги. У тракта имелся путевой указатель: на восток – Оруэлл (15 миль), на запад – Кейсворт (4 мили), на юг – гост. «Лесной приют» (близко).
– Допустим, – сказал Марк, – молодчики выехали из лесу и увидели этот же указатель. В Оруэлл они бы не пошли: там полно и полиции, и солдат. Идти снова в лес – странно: зачем тогда было выходить на дорогу? Остается Кейсворт. Едем туда.
– Еще они могли, чиф, приехать из Оруэлла, сжечь «Лесной приют» и пройти сквозь лес к рельсам. Мы же не поняли направление следов.
– Верно, не поняли. Но если всадники шли к рельсам, то там они сели в поезд и уехали, и мы их никогда не найдем. Будем надеяться на лучшее: что они шли от рельс.
* * *
Город Кейсворт насчитывал двенадцать тысяч жителей, и добрая четверть из них собралась на площади у церкви. Подобное столпотворение бывает в праздники, в ярмарочные дни и при осаде. Что удивительно, ни первое, ни второе, ни тем более третье не имело места. Горожане просто толпились на площади, тяготея к порталу церкви. На ступенях стояли четверо. Они вещали, горожане слушали.
