– Наше отделение под личной защитой городского шерифа! Через час все констебли выйдут на охоту! Клянусь, что вы не доживете до утра, несчастные ублюдки!
Рабыня за спиной начальника подняла нож и вопросительно глянула на южанина. Но тот мотнул головой в знак запрета и спросил начальника с весьма натуральным испугом:
– Не доживем до утра? Ой-ой! Что же с нами будет??
– Смерть найдет вас! Вас утыкают стрелами, как ежей, и насадят на копья, как жареных поросят! Констебли разыщут вас в любой щели, куда бы вы ни заползли!
– О, боги, какой ужас! – южанин в отчаянии всплеснул руками. – И что, нет никакого спасения?!
Начальник расправил плечи, выпятил грудь:
– Вы перешли черту, когда напали на отделение уважаемого банка! Теперь вам нет надежды на спасение! Охранники у входа уже дали знать шерифу, констебли уже берут в железное кольцо весь квартал. Идут ваши последние минуты!
Южанин принялся ломать ладони:
– О, боги, боги! Мы еще так молоды!.. И мы не злые люди, просто сбились с пути!.. Где же справедливость? За что нам такая суровая кара?!
– Вам следовало трижды подумать, прежде чем сбиться с пути в сторону банка графа Шейланда!
– А может быть, суд?.. – в глазах южанина блеснули слезы надежды. – Если мы сдадимся прямо сейчас, возможно, судья сжалится над нами?..
– Могу пообещать одно: вас не прирежут, как свиней, прямо на месте. Вы выйдете из банка живыми и предстанете перед судом. А там уж молитесь, чтобы судья сытно позавтракал и был в хорошем настроении: тогда вы честно доживете свой век на галере. Но если судья будет зол, или вы проявите невежливость и расстроите его, то попадете в руки хозяина банка – графа Шейланда из Уэймара. И тогда да спасут Праматери ваши бедные души! Вас зароют заживо в каменной норе, вы будете гнить много лет подряд. Ваши сердца еще будут биться, когда черви сожрут ваши глаза и языки!
Южанин зажал рот ладонью. Мортимера тоже чуть не вывернуло наизнанку. Если бы не страх изменить позу, в которой его установили, приказчик согнулся бы и выблевал на ковер свой обед.
Но тут рабыня, что прежде усмехалась, изобразила на лице подобие скуки. И южанин, мгновенно сбросив деланный испуг, влепил начальнику пощечину.
– Любезный, ты высказался? Позволь и мне пару слов. Прикажи псу отпереть и отдать нам деньги. Тогда выживут все, кто пока еще жив.
– Бросьте оружие и молите о пощаде, глупцы! Если сейчас же сдадитесь, отделаетесь катор…
Южанин оттолкнул Мортимера и уткнул начальника лицом в амбразуру – так, что концовка фразы прозвучала уже в отдушину.
– Я повторю свой намек, – сказал южанин и пощекотал кинжалом затылок начальника. – Прикажи отпереть.
Начальник издал странный звук – не то всхрюкнул, не то хохотнул.
– Вы даже из отделения не выйдете! Выход один, на нем стражники! Они уже все услышали и позвали констеблей!
Рабыня пнула сапогом стену.
– Эй, шакал в конуре! Отопри и отдай нам деньги. Иначе прирежем этих троих, а к тебе в дыру будем лить горящее масло, пока не задохнешься.
На минуту грабители умолкли, давая возможность оценить весомость угрозы. Начальник так и не уяснил, что к чему. А вот Мортимер с кассиром прекрасно понимали свои шансы. Они глядели друг на друга, и от вида ужаса на чужом лице каждому становилось еще страшнее.
– Чак, прошу тебя! Пожалей нас!.. – выдохнул кассир, обращаясь к стене с амбразурой.
– Надоело ждать, – бросила рабыня и стала считать. – Пять пальцев. Четыре пальца. Три пальца. Два…
Вдруг амбразура заговорила:
– Ладно, ладно, я выхожу.
– Умный парень, – улыбнулся южанин.
Вопреки протестам начальника, дверь хранилища лязгнула засовами, заскрипела. Наверное, внутри было жарко и душно: на бритом черепе стражника блестели капельки пота. Чак был высок и жилист, и, как показали события, отчаян и быстр, словно черт. Но вряд ли умен…
Стражник скользнул взглядом по кассе, поднял увесистый мешочек и бросил южанину:
– Держи.
Зрачки южанина машинально дернулись, следя за летящим предметом. А Чак мгновенно повернулся к рабыне и выбросил руку с ножом. Западница успела увернуться от клинка, но Чак ударил второй рукой и выбил из нее дух, тут же вновь занес нож. Однако южанин не стал тратить миг, чтобы поймать мешочек. Он отшатнулся, деньги с грохотом брякнули на пол, а южанин прыгнул вперед и всадил нож в затылок охранника – за секунду до того, как тот прикончил бы рабыню.
– Тирья тон тирья, – сказал южанин мертвецу.
Женщина отряхнулась, глотнула воздуха, презрительно пнула труп Чака:
– Безмозглый пес. Кто захочет сдохнуть ради денег?!
– Видимо, он надеялся победить, – рассудительно молвил южанин. – Ты как считаешь?
Вопрос адресовался Мортимеру, и тот проскулил:
– Вы убьете нас?..
– Вопросом на вопрос – как невежливо. Не вижу смысла убивать тебя: от этого ты вежливей не станешь.
Южанин заглянул в мешочек и присвистнул. Рабыня зашла в хранилище и вынесла еще два, столь же увесистых. Дала по одному в руки кассиру и Мортимеру.
– Вперед, выходим.
– Теперь вам точно конец! – подал голос начальник. – У выхода вас ждут!
– Надеюсь, что ждут, – сказал южанин и стукнул начальника головой о стену. Тот лишился чувств.
Когда они вышли в приемный зал, Мортимер убедился в правоте начальника: их, действительно, ожидали. Правда, не те люди, кого имел в виду начальник. Привычные мордовороты у наружной двери были мертвы – лежали ровно на тех местах, где весь день несли вахту. И приказчик Хаген разделил их судьбу – он распластался по столу, залив кровью учетную книгу. Щетинистые узкоглазые мужики расхаживали по комнате, поигрывая изогнутыми мечами. Увидев их, Мортимер сбился с шага и чуть не упал. Кто-то из головорезов заржал, как конь. Другой отнял ношу у приказчика, брякнул на стол, распахнул. Глаза его расширились:
– Ай, Дух Степи!
– Вот еще, – сказал южанин и отдал узкоглазым два других мешочка.
С минуту все были заняты: смотрели на золото. В Мортимере затрепетала робкая надежда: сейчас они обрадуются, подобреют от щедрости добычи, и… может быть… Взглянув на кассира, увидел тот же проблеск и в его глазах. Глория-Заступница, помоги нам!..
– Убей их.
То был давешний клиент в шляпе и очках. Он смотрел прямиком в лицо Мортимеру, а обращался к женщине:
– Убей.
– Зачем? – спросила рабыня.
– Затем, что я говорю.
Она помедлила, будто взвесила.
– Не довод.
– Лучше не спорь со мной, дамочка.