Оба подумали какое-то время. Джо сказал:
– Может, послать гонца к Ориджину? Чтобы подробно ему рассказал, как все складывается. Чтобы герцог понимал, что кто-то нас нарочно стравливает.
– Может, и послать, да кто ж согласится? Ведь говорят, что герцог озверел, все милосердие растерял. Он того гонца вот так вот повесит, – Весельчак лихо прищелкнул языком, – раз и готово!
– Меня не повесит… – угрюмо вымолвил Джо. – По крайней мере, сначала выслушает. Меня-то он в лицо знает…
Весельчак уставился на него:
– Нет, брат! Слышишь, что говорю? Нет, нет и нет! Ты ж сам обещал, что во дворец – ни ногой! Дал слово – теперь держи! Ты благородный, в конце концов! Что я твоему отцу скажу? Что ты сперва нарушил слово, а потом еще и помер?! Позорище!
– Ты прав… – кивнул Джо. – Не хочу я во дворец. Надо что-то другое выдумать…
– О! – воскликнул Весельчак. – Что, если так сделать: принести самострелы на встречу с императрицей, как бы в подарок? Они же дорогущие, ее величество обрадуется. А вдобавок все увидят, что мы отдали оружие – значит, пришли с миром. Никто не станет бить парней, которые сами отдали оружие!
– Может, ты и прав… – Джо помял подбородок. – Но это если нас пустят к императрице. А если перехватят по дороге…
– Кхм, – кашлянул подошедший Бродяга. – Прерву ваш военный совет. Салем дал нам троим задание: пойти в хвост и расспросить людей.
– О чем?
– О лорде-канцлере. Правда ли вся та дрянь, которую нагородил Бакли.
– Что ж, идем.
Поначалу, в первые дни от Саммерсвита, каждый повстанец сам заботился о своем пропитании. То бишь, нес с собой из дому столько харчей, сколько мог, а когда они кончались, сам думал, где украсть репу или курицу. Потом, после первого боя, Салем централизовал снабжение. Все трофеи – в общую копилку; скопом продать, оптом закупить продовольствия на всех. Это убрало неравенство распределения (то бишь, постоянную грызню между соседними палатками), но создало другие проблемы. Сложно было посчитать нужное число фунтов репы, лука, крупы, сухарей на такую ораву народу. А уж разделить их поровну, да так, чтобы всем хватило, – задача совсем неподъемная. Люди-то все прибывали, Салем знал численность своей армии с точностью до сотен, а не единиц. Тогда ввели третью систему: у каждой сотни – отдельная кухня, при которой состоит дюжина «кормильцев». Они получают от Салема деньги или трофеи, они же и заботятся о пропитании для своей сотни. До Ниара служба кормильцев считалась самой неблагодарной: денег мало, харчей не хватает, крестьяне злятся с голодухи – и на кого выплескивают злость? На кормильцев же, на кого еще! Только старики и женщины соглашались на эту роль, ведь ни на что другое не годились… Но в Ниаре повстанцы получили богатые пожертвования от городских вельмож, а под Излучиной взяли в бою обильные трофеи. Внезапно денег стало больше, чем требовалось на пищу, и кормильцы очутились на самом выгодном месте. У каждой женщины из счастливой дюжины сразу нашелся муж или брат; у каждого старика – сын или внук. И всякий имел свое мнение, как правильно потратить казну сотни.
Отправляться за покупками в дальнюю дорогу теперь не приходилось. Торговцы Земель Короны быстро сообразили, как выгодно иметь дело с Подснежниками: те не умеют сбивать цену, плохо разбираются в товарах, им можно сплавить залежалый хлам, какой в городе никому не нужен. Передвижная ярмарка, прозванная «хвостом», следовала по пятам за повстанцами. Впрочем, лишь на марше телеги торговцев составляли хвост колонны. На стоянке же они нагло въезжали в самую середину лагеря, открывали борта, развертывали лотки. Кормильцы из многих сотен войска сразу наводняли рынок.
Легко понять, что торговали здесь не только съестным. Главные деньги купцы делали на одежде, обуви, инструментах, домашней утвари. Крестьяне одержали серьезную победу и вместе с трофеями обрели веру в успех похода. Вот побили министерских холуев – теперь легко до столицы дойдем. Салем бухнется в ноженьки императрице, договорится обо всем – и тогда по домам вернемся, заживем по-новому. А раз уж мы в Короне, не прикупить ли вещичек, которые для новой жизни понадобятся? Ведь когда еще доведется побывать на большой ярмарке. А тут на прилавках все хорошее, столичное!..
Закупку съестных припасов кормильцы понимали теперь как неприятный долг. Быстренько ударяли по рукам с хлеботорговцами и бежали к лоткам с овчинными тулупами, замшевыми кафтанами, меховыми сапогами, юбками в бисере; к телегам со стеклом и фарфором, к бусам, серьгам и браслетам, к хорошим ножам, клещам, рубанкам, пилам… В родном селе все это – редкость и роскошь! Торговля шло бойко, с гомоном, как на городской площади. Тут толпились в очереди за красной материей; там пробовали инструмент, одобрительно цокая языком; тут деревенские красотки примеряли сапожки, становясь на мешок, чтобы не пачкать…
Джо, однако, был смурен. Вспомнились разом и Полли, и Аланис – вот так вдвоем, одновременно. Потому, наверное, что обе не остались бы равнодушны к торжищу. Полли по скромности не рвалась бы в давку, а изредка брала бы примерить одну-другую тряпочку – но вещь всегда была бы к лицу. Джо покупал бы ей в подарок, не торгуясь, а Полли розовела от удовольствия и становилась дивно хороша… А герцогиня Альмера морщила бы нос, задирала подбородок: «Фи, мерзкая мещанская возня». Иногда язвительно и метко шутила бы, увидев что-то особенно нелепое. Но такого свойства была ее красота, что лишь выигрывала от надменности…
Поглощенный ностальгией, Джоакин не слишком тщательно выполнял приказ Салема. Всю тяжесть опросов взяли на себя Бродяга и Весельчак – и весьма успешно справлялись с этим делом. Округлое брюшко Бродяги и черный юморок Весельчака располагали к себе торговцев, беседы завязывались легко. За час-другой друзья услышали много познавательного о столичной жизни.
Да, двор тонет в роскоши – это чертовская правда. То у них пляски, то фейерверки, то вино с тортами, то театр. Съехалась во дворец тьма тьмущая гостей – всяческих лордов, – и никто не спешит убраться восвояси. Да и кто откажется пожировать за казенный счет!
Налоги?.. Нет, парни, в столице с налогами все хорошо. У нас леди-бургомистр строгая, но порядочная, лишнего не берет. Это они там, наверху, хитро выдумали: владычица видит Фаунтерру – а Фаунтерра всем довольна. А что по окраинам сборщики звереют – так разве ж императрица ездит на окраины?..
Лорд-канцлер?.. Ну, думали, будет хуже. Когда пришел с войском, боялись, что он всю Фаунтерру пожжет к чертям. Но обошлось: и город уцелел, и кайры оказались людьми… Что говорите?.. Герцог – милосердный?.. Ладно, парни, только вам и очень тихо: индюк самодовольный – вот кто этот герцог. Только наряжается, с дамочками пляшет да вино хлещет. Что говорите?.. Народ?.. Да чхал он на народ! Чему удивляетесь? При дворе всем плевать на народ. Это обычное дело, поживешь в столице – привыкнешь. Может, разве, владычица получше будет… Но от нее ж ничто не зависит.
Да, да, так и есть… Но это тоже тихо и только между нами. Всем заправляет лорд-канцлер. Еще министр Борн и леди-бургомистр. А владычице шагу не дают ступить без ихних советов… Потому, братцы, если хотите взаправду чего-то добиться, то проситесь на разговор не только к ее величеству, а еще к кому-то из этих – к лорду-канцлеру или Борну, или леди-бургомистр. Подольститесь как-нибудь, напойте сладких песенок, в ножки упадите, подарков подарите… Главное – покажите, что смекаете, кто при дворе по-настоящему главный. Тогда, может, и будет дело. А одна императрица ничего не решит.
