Герцог допил кофе и собрался уже встать из-за стола, когда Мира сказала:
– Не откажите в любезности, милорд. Я прошу на полшага отступить от вашего чудесного плана и все же послать в Литленд кайра – только одного.
– Охотно, ваше величество. Но с какой целью?
– Сопроводить дипломата, который поведет с шаванами переговоры от имени Короны. Если слова посла будут подкреплены видом воина в черно-красном плаще, то они прозвучат более убедительно.
– О, переговоры! Прекрасная мысль! Разграбив Мелоранж, шаваны должны все-таки вспомнить о подчинении Короне. Пускай Моран поклянется распустить орду и принести вассальную присягу – а Корона пообещает простить его бесчинства. Вот только есть одна тонкость… – герцог деланно нахмурился. – Минувшим летом Литленды убили западных послов, а позже и сам владыка Адриан повторил их милую проделку. Моран может не кстати вспомнить об этом и ответить тою же монетой. Потому не выбирайте дипломата из числа дорогих вам людей – велик шанс, что он окончит переговоры на Звезде.
Мира издала нервный смешок.
– Вопрос ценности данного посла для меня настолько противоречив, что я затруднюсь с ответом… Это я поеду на переговоры.
– Вы?..
Полное смятение отразилось на лице герцога. Он схватился с места, упал обратно в кресло, потряс головой.
– Вы?.. Вы и Моран?.. Нет…
Минерва молчала, не опускаясь до пояснений и даже не думая отказаться от плана. В глазах герцога отражалась буря мыслей, будто что-то в его мире вывернулось наизнанку.
Наконец, успокоившись, он сказал:
– Не делайте этого, вашего величество. Не встречайтесь с Мораном. Вас могут убить, захватить в плен, искалечить. Вы отдаете себя в лапы хищников!
Не худших хищников, чем вы, милорд… Мира хранила молчание.
– Вы уповаете на генерала Алексиса? Хотите взять его полки в качестве своей защиты? Их недостаточно! Орда справится с ними!
– О, нет, милорд. Ценность солдат Алексиса очевидна, в отличие от моей. Я не стану рисковать ими. Всего один поезд, одна дюжина охраны, один кайр – и я.
– Ваше величество, это даже не риск, а безумие!
– К счастью, вы не можете запретить мне рискнуть собою.
– Я не пытаюсь запретить. Я прошу! Что могу сделать, чтобы отговорить вас? Послать на переговоры своих людей? Предложить Морану выкуп за покой Мелоранжа? Пригрозить военной расправой?
С чего вы так взволновались, милорд? Боитесь, что Моран сломает вашу любимую куклу? В конце концов, это справедливо: поигрались сами – дайте другим.
– Мне льстит ваше беспокойство, милорд. Но я не прошу и не приму иной помощи, кроме уже названной.
Она позвонила в колокольчик, знаменуя конец беседы. Гвардейцы вошли, чтобы проводить лорда-канцлера.
– Вы совершаете ошибку, – выдохнул он.
– Не большую, чем в день нашего знакомства.
* * *
Последнее дело перед отъездом весьма и весьма подходило под настроение. День открытия судоходства…
Ханай уже взломал ледяные кандалы и, бурля, стремился к Крайнему Морю. Но остатки льда – от крохотных футовых осколочков до увесистых глыб с телегу размером – тут и там пятнали реку. Они налетали на причальные пирсы и опоры мостов, обходили преграды неуклюжей ощупью, как слепцы. Они сталкивались меж собою, сцеплялись зазубренными краями, будто помогали друг другу плыть, либо, напротив, яростно выпихивали с фарватера мелких и слабых. Хаотическое их движение напоминало бегство разбитой армии. Белый цвет мундиров роднил льдины, да общее отчаянное желание скорей добраться до моря…
Для большинства судов торгового и военного флота плавание среди такого крошева представляет немалую опасность. Но предприимчивые купцы, желая выгадать две недели, пока длится ледоход, построили особые корабли: небольшие округлые шхуны с прочными бортами, прозванные «орешками». «Орешек» спокойно переживал столкновение со льдиной любого размера, мог доставить товар и принести прибыль, пока иные суда еще стояли на зимовке. Императорский военный флот также взял на вооружение эту конструкцию. Сегодня дюжина «Орешков» – восемь купеческих и четыре боевых – открывали судоходный сезон.
Городские зеваки наблюдали действо с набережной, придворные – со стен Дворца Пера и Меча. Хотя капитаны кораблей предлагали всем первородным господам взойти на борт, желающих нашлось немного. Малый размер судов предполагал толкотню на палубе, а льдины то и дело били в борта, вызывая неприятную тряску. Смотреть со стен было комфортней, да и вид с высоты открывался великолепный: Ханай, срывающий покровы; изящная арка Воздушного Моста; колонна кораблей, готовых к отплытию…
Владычица, однако, сочла возможным посетить головной «орешек» – шхуну Е. И. В. военного флота «Стремительная». В связи с этим палуба небольшого корабля пестрела алыми мундирами гвардейцев, издали напоминая цветник роз. Знатоки придворных ритуалов высказывали некоторое удивление: отчего непосредственная охрана владычицы поручена алой гвардии, а не исконной лазурной? Тут же находился ответ: императрица позволила генералу Алексису взойти на борт с нею вместе. Эскорт полководца и эскорт владычицы просто не уместились бы на палубе одновременно. Ее величество поступила весьма тактично, попросив воинов генерала обеспечить ее охрану: тем самым она и решила проблему с местом, и проявила доверие к Алексису. Видят боги: после разгрома в Лабелине, генерал весьма нуждался в подтверждении высочайшего доверия.
И почти никому при дворе – даже женам церемонийместеров, что славятся абсолютным всезнанием, – не было известно: вместе с императрицей и генералом «Стремительную» посетил еще один гость. Он прибыл на борт по личному приглашению Минервы за два часа до начала торжеств и коротал время на юте в обществе штурмана. Штурман «Стремительной» не зря слыл отменным рассказчиком морских историй, а на борт шхуны к прибытию ее величества доставили восемь бочек прекрасного вина (спрашивается, сколько сможет выпить сама Минерва, а сколько останется команде?..) Словом, гость имел все возможности насладиться проведенным временем, однако не воспользовался ими. Не раз, и не два он повторял, как срочно ему необходимо отправиться в Маренго, и сколь важные дела рушатся от его задержки, и если бы не каприз ее величества, он был бы уже за много миль от Фаунтерры… В конце концов, даже штурман – весьма жизнерадостный человек – устал от роптания гостя и оставил его в одиночестве, а сам вышел на шканцы и излил свое удивление капитану:
– О, боги! Никогда не думал, что бывают такие недовольные министры! Коль тебе повезло стать министром, то живи и наслаждайся. Но нет, он ноет больше, чем наш юнга, когда драит палубу!
Юнга громко заверил штурмана, что не привычен ныть ни при каких условиях, и тут же получил подзатыльник за вмешательство в беседу старших офицеров. А вскоре все было забыто, поскольку ее величество и генерал Алексис взошли на борт.
Полководец был хмур – да чего еще ждать от жертвы самого вопиющего разгрома за полвека! Впрочем, выйдя на палубу, ощутив под ногами водную стихию, заслышав плеск волн и посвист ветра в снастях, генерал оживился и приобрел мечтательное выражение лица.
