Ффиу!.. Из темноты раздался тихий свист, и Лысый Джон дернулся:
– Это чего такое?
– Да ерунда… – отмахнулся Чарли Бык.
Но свист повторился – тихий такой, подленький. Ф-фи-иу!..
Молодчики сидели у запертого на амбарный замок фургона, внутри которого лежал связанный горе-вождь и стоял ларец золота. Молодчиков была дюжина, но если считать только тех, кто не спал, то выйдет пятеро. Вокруг фургона имелась свободная площадка шагов в двадцать – чтобы никто не мог подкрасться незаметно. Площадку освещал костер, у которого грелись часовые. За краем светового пятна стояли во тьме другие фургоны, вот из-за них и доносился свист. Уже в третий раз, гад! Фи-ииу…
– Поди проверь, – сказал Быку Лысый Джон.
– Чего я? – взвился Чарли. – Сам проверь!
Ничьей власти, кроме отца, Доджа и Зуба, он над собой не признавал. Кто такой этот Лысый, чтобы командовать?
– Ладно, я проверю, раз ты боишься, – ответил Лысый Джон.
– Ничего я не боюсь! Сам ты боишься!
– Нет, Чарли, я не боюсь, потому пойду и проверю. А ты трусишь – вот и сиди себе.
– Я тебе кулак в глотку запихну! Будешь знать, кто из нас трусит!
– Да я и так уже знаю.
Лысый Джон ухмыльнулся, Фред и Мик хохотнули. Уж и неясно, сдержался бы Чарли или расквасил обидчику нос, но чертов свист раздался снова. Фи-фи-фиииу!
– Сожри вас Идо! – в сердцах бросил Чарли, встал и пошел. Пусть эти гады не хихикают. Он смелее их всех вместе взятых!
Пока дошел до края площадки, успел понять, как сильно не нравится ему этот свист. Какого, собственно, черта кто-то свистит из-за телеги? Вышел бы и сказал прямо, чего хочет. А не может сказать – пусть подавится языком! Чарли так разозлился, что даже взялся за самострел. Но отдернул руку: скверное чувство он испытал утром, когда свалил Трехпалого искрой. Слишком было похоже на колдунство, такие штуки наверняка злят богов. Лучше уж старая добрая дубинка! Чарли поднял ее повыше и шагнул за телегу со словами:
– Какой гад…
Острие меча уперлось ему в кадык. Сталь была очень холодная – аж глотка заледенела, а слюна замерзла на языке.
– Опусти дубинку, – сказал Трехпалый.
Чарли опустил.
– Садись.
Нажимом меча лорденыш заставил Быка сесть на землю. Чарли увидел кроме Трехпалого еще четверых. У всех, кроме лорденыша, морды были завязаны черными платками. Только глаза страшно блестели над масками. Настоящие бандиты!
– Искра, – сказал Трехпалый, и один из бандитов отнял у Чарли самострел.
– Зачем вы… – заговорил Бык, и клинок сразу нажал сильнее, задавив слова в горле.
– Слушай меня. Сейчас ты встанешь и пойдешь обратно к своим. Мы будем целить тебе в спину самострелом. Закричишь – сдохнешь. Сделаешь так, что кто-то другой закричит, – тоже сдохнешь. Дернешься бежать – сдохнешь. Ясно?
Яснее было некуда. Бык кивнул.
– Когда вернешься к своим, скажешь вот что…
И Трехпалый прошептал несколько фраз.
Сколько ни бил Чарли суровый отец, все же сын верил, что батя не забьет его до смерти. Знал, что Гарри его любит. Однажды по пьяни Гарри даже сказал это вслух. А никого более грозного, чем отец, Чарли не встречал, потому ни разу в жизни не довелось ему заглянуть в глаза смерти. Ни разу – до нынешней ночи.
Собственно, даже сейчас Чарли не смотрел ей в глаза. Смерть пялилась из темноты ему в затылок, а он шагал к костру, у которого сидели вразвалочку Лысый Джон, Фред, Мик и тот парень из Ниара. Взгляд смерти был холодный и твердый. Упирался, как сосулька, в ту точку, где череп Чарли крепился к шее. Если Чарли сбавит шаг, сосулька проткнет его насквозь и вылезет спереди через рот.
– Ну чего там? – спросил Лысый Джон. – Кто свистел?
– У… э…
В горле так пересохло, что Чарли не смог выдавить ни слова.
– Что, язык проглотил? – осклабился Фред. – Спрашиваем, кто там свистел?
– Пи… писарь.
– Писарь? И за каким хреном?
– Он ска… сказал…
Тут Чарли понял, как безумно хочет помочиться. Терпеть нельзя – так сильно!
– Что сказал? Хорош губу жевать, говори уже!
– Зуб послал писаря проверить нашу бди… бдительность.
– Это как?
– Писарь ска… сказал: все, кто не спит, пусть подойдут к нему.
– К нему – туда, за телегу?
– Угу.
Скорее помочиться! – вот о чем думал Чарли. Брюхо распирает! Если не облегчусь – лопну!
– Погоди-ка, – Мик почесал затылок. – С чего это нам к нему идти? Пускай сам придет и посмотрит, кто спит, а кто нет. Верно я говорю?
– Ага, угу, – кивнули Фред и парень из Ниара.
Смерть как будто сильнее уперлась сосулькой в затылок. Чарли сказал со всей оставшейся твердостью:
– Надо, чтобы мы подошли. Так Зуб сказал.
– Ну, ладно. Только тогда разбудим остальных. Не можем же мы пойти, а фургон бросить без охраны!
– Верно, ага.
– Не будите! – чуть не взвыл Чарли. – Зуб не велел!
– Да ладно тебе. Спать он тоже не велел. Часовой должен стоять, а не храпеть. Верно говорю?
– Точно, верно.
Мик повернулся к спящим часовым и раскрыл рот. Он был голосистым типом. Если Мику случалось кого-то будить, он не теребил за плечо, а орал прямо на ухо: «Подъем, петушок! Петь пора!» Именно это он собрался сделать и сейчас, и Чарли замер от ужаса, а в темноте за спиной смерть тихонько клацнула – не то змеиным своим языком, не то взводимой пружиной самострела.
И Чарли зашипел горячим яростным шепотом:
– Заткнись, сволочь! Приказ есть приказ! Сказано не будить – так молчи, гаденыш! Или ты не солдат, а кусок дерьма?!
Все опешили от этой вспышки, Мик закрыл рот, у Фреда, напротив, отвисла челюсть.
– Ну ладно, ладно, – сказал парень из Ниара, – пойдем к писарю…
А Лысый Джон опустил взгляд к ногам Чарли – и выпучил глаза от удивления:
– Ты что, обмочился?!
Все уставились на штаны Чарли, по которым расплывалось черное влажное пятно.
– Там не писарь… – выдохнул Фред.
Тун.
Тун.
Тун.
Смерть издала три упругих щелчка. Фред, Мик, Лысый Джон дернулись и обмякли. Парень из Ниара раскрыл рот, чтобы завопить от ужаса. Тогда Чарли сделал единственное, что еще могло спасти ему жизнь: размахнулся и врезал ниарцу кулачищем. Тот рухнул без звука.
– Молодчина, – шепнул Быку Трехпалый, оказавшийся почему-то совсем рядом, прямо за спиной.
