– Я девушка, – сказала Мира. – Я люблю цветы.
– Желаете показать свою власть? Но кому? Гвардейцы и так преданны вам, а я здесь – только гость. Демонстрация власти для собственного удовольствия вашего величества?
Капитан напрягся, но Мира жестом успокоила его.
– Кайр Джемис, я разделяю ваше желание побеседовать, но не одета для долгих прогулок. Пройдемте же в чайный салон…
– Прикажете продолжить путь? – уточнил капитан, когда владычица двинулась назад к вагону.
– Не сразу. Сперва соберите для меня букет, – Мира развела ладони, – вот такого размера.
Они уселись через стол, как для стратемной дуэли. Кайр беззастенчиво разглядывал Миру, она – его. То был жесткий, закаленный, всего повидавший головорез. Сквозь угрюмую опытность вояки проглядывала некая чертовщинка: озорной огонек, лихая дерзость юноши. Эта искорка притягивала интерес Минервы.
– Как я вижу, кайр, вы не очень жалуете власть имущих?
– Только тех, ваше величество, кто выставляет власть напоказ.
– В чем же причина ваших чувств? В том ли, что к своим годам вы все еще не достигли власти?
– Я видел много славных парней, погибших из-за дурацких приказов. Власть – ответственность и бремя. Не люблю тех, кто думает иначе.
– Вы весьма откровенны.
– А вы предпочитаете трусость или ложь?
Мира сменила тему.
– Где ваш грей, кайр? Разве не всюду грей сопровождает хозяина?
– Сейчас у меня нет грея, ваше величество. За прошлый год я потерял троих.
– Соболезную.
– Не стоит. Они погибли потому, что были глупы и неуклюжи.
– Вовсе не из-за дурных приказов хозяина?
– Я не даю дурных приказов.
Прозвучало как упрек в адрес Миры. Или показалось?..
– Насколько я помню, кайр, у вас имеется пес. Почему вы его не взяли?
– Шаваны пристрелили бы его. Шаваны сделают все, чтобы разозлить и унизить нас. Они любят дрянные выходки. Убить собаку. Напугать коней. Посмеяться над возрастом посла… или ростом…
Джемис глянул в стену выше макушки Минервы. Беседа все отчетливей напоминала поединок. Что ж, коль желаете сеанс фехтования – извольте.
– Кайр, меня волнует одно противоречие, не поможете ли? Когда я сообщила герцогу о будущих переговорах с Мораном, он советовал выбрать малоценного человека на роль посла, ибо, скорее всего, тот будет убит. Затем я попросила дать мне в провожатые кайра – и герцог дал вас. Говорят, вы – один из самых дорогих ему вассалов. Неужели ошибаются?
– Милорд не посылал меня. Я вызвался сам. Он был против, но уступил моей просьбе.
– Вы напросились на переговоры? Зачем?
– Из любопытства, ваше величество.
– Из любопытства к Морану?
Джемис издал смешок.
– Моран – обычный лошадник, не интересней прочих. Мне любопытны вы.
– Отчего же?
– Все уважаемые мною люди имеют разное мнение о вас. Я захотел составить собственное.
– И каково оно?
– Пока что я заметил одно: вы любите спрашивать, но не отвечать.
Мира развела руками:
– Справедливо. Спрашивайте.
– На что вы надеетесь, ваше величество?
– На Янмэй Милосердную, на свой ум и немножко – обаяние.
– Это в целом. А в данном конкретном случае? Откуда вера, что Моран склонит пред вами колено, а не нанижет на пику вашу голову?
Мира изобразила милейшую улыбку.
– А разве это не романтично: грозный дикарь-кочевник склоняет колено перед хрупкой девушкой? Он не сможет противиться красоте контраста! Тем более, я буду в красивом платье и с букетом цветов.
Джемис пронизал ее взглядом, склонив голову набок.
– Девушки часто переоценивают свою власть над мужчинами. Думают: можно миленько улыбнуться, хихикнуть, стрельнуть глазками, отпустить шуточку – и все будет хорошо. Думают, можно даже покапризничать – это ведь украшает девушку, парни не могут противиться капризной красотке… А потом вдруг выходит так, что эту саму красотку по кругу приходует весь отряд: сначала ганта, потом шаваны. И знаете, что самое забавное? Миленькая улыбочка какое-то время остается на лице. Девица еще верит в свою власть – минутку-другую, как бы по инерции.
Мира ответила серьезно:
– У меня не было подобного опыта. Поверю вам на слово: капризы не помогут. А как на счет поезда? Состав должен впечатлить западников. Они поклоняются духам коня и быка – самых больших и быстрых зверей, каких знают. Разве их не впечатлит машина больше быка и быстрее коня, созданная моими предками?
– Шаваны видели поезда, ваше величество. Они видели искровые лампы, банковские векселя, печатные книги. Шаваны – дикари, но не идиоты.
– Тогда, возможно, Моран умеет играть в стратемы? Я предложу ему партию и одержу блестящую победу, после чего он склонится пред моим острым умом.
– Я очень надеюсь, что ваш запас иронии исчерпается к моменту встречи с Мораном. Вождь дикарей – последний, кто сможет оценить такого рода шутку.
– Очень жаль. Грустно общаться с людьми, лишенными чувства юмора.
Джемис поставил локти на стол, смерил Минерву взглядом исподлобья.
– Есть ли что-то еще в арсенале вашего величества?
– Ну, даже не знаю… Как на счет поединка чести? Мой воин против воина Степного Огня. Победитель получает все.
– И кто же станет, простите, вашим воином? Капитан Шаттэрхенд?
Мира подмигнула:
– Я подумывала о другой кандидатуре… Говорят, вы – лучший мечник Севера.
– Один из пяти лучших.
– Окажете любезность – убьете для меня Морана?
На лице кайра Джемиса проступило насмешливое, почти унизительное снисхождение.
– Вы представляете себе, как ведут переговоры западники? Думаете, вы с Мораном сядете за стратемный столик и миленько побеседуете?.. Шаваны говорят только с позиций силы. Когда они слабее, то не разводят бесед, а убегают. Когда же сила за ними, они показывают ее всеми способами. Орут, гарцуют, машут клинками…
– Ох, как страшно!.. – ввернула Мира.
– …убивают пленников на ваших глазах, – тем же снисходительным тоном продолжал Джемис. – Например, разрывают лошадьми на куски или размалывают копытами. Могут прикончить кого-нибудь из вашей свиты – кого-то малоценного, чья смерть не сорвет переговоров. Могут поскакать на вас галопом, обнажив мечи, будто атакуют. Мне кажется, ваше величество никогда не встречали кавалерийскую атаку. Вы успеете помянуть всех Праматерей к тому моменту, когда они осадят лошадей и расхохочутся над своей шуткой. Вы почувствуете себя испуганным затравленным зверенышем, не сможете думать ни о чем, кроме страха – вот только тогда они начнут переговоры.
