– Совершенно обычным, что и вызвало тревогу. Время-то ныне отнюдь не обычное: сменилась власть и в герцогстве, и в Империи. Феодалы бурлят, воины точат копья, богачи прячут золото… Лаксетт же выглядит со стороны до крайности будничным, чем навевает скверные мысли.
– Червь сточи твои скверные мысли, – буркнул ганта Бирай, уязвленный тем, как Колдун прислушался к Новичку. – Прошлые взяли и этот возьмем.
– Возьмем вне сомнений, – подмигнул Колдун, – но сперва проведем разведку. Найдем все капканы, чтобы ловко их обойти. Пускай двое пойдут в город и там заночуют, а утром доложат, чем пахнет.
Ганта кивнул на Спутников, а те только пожали плечами. Ходить в разведку для обоих – столь же привычно, как жечь огонь зимой.
Рожа Колдуна стала неприятно хитрой, аж слащавой от предвкушения будущей проделки.
– Пойдут двое, но я не сказал, что вы. Одним из двух станет Новичок, а вторым… – он побегал глазами меж Неем и Чарой, вынул агатку. – Перышко – значит, Ней. Дамочка – хе-хе, значит, дамочка.
Он швырнул монетку в воздух.
* * *
Чара Без Страха никогда не была мастаком говорить. Слова стоят мало. Кто много болтает, тот мало делает. Чара молча делала много и презирала болтунов, в особенности тех, кто обожает звук своего голоса.
Чара не любила чужеземцев. Всадник Степи, будь он даже лютым врагом Чары, все же смотрит на жизнь как она, бьется как она, скачет как она, чувствует так же. А чужеземец – даже самый лучший – отделен пропастью. В его сердце никогда не заглянуть… но можно всадить стрелу.
Чара опасалась добряков. Злой и корыстный поступок всегда понятен, а вот доброта – признак слабости или обмана. Если добряк не лжет тебе, то он – тряпка.
Чара Без Страха не спешила доверять людям. Узнать человека и поверить ему – занимало у нее несколько лет, быстрее никак не выходило. За это время кто-то умирал, кто-то предавал, кто-то менял путь и скакал своею дорогой… Лишь два человека пробыли с Чарой так долго, чтобы заслужить ее доверие: Неймир-Оборотень и ганта Корт. Но второму из них она недавно чуть не выпустила дух. Так что, говоря по правде, лишь один.
Как вдруг, неделю назад…
Новичок был чужеземцем и, наверное, никогда носа не совал в Степь. Новичок говорил без устали и от каждого удачного словца лучился самодовольством. Новичок рискнул жизнью и отдал кучу монет, чтобы спасти незнакомую девчушку. Он был лукав, хитер, непонятен. Он был последним, кому стоило бы доверять.
Если сказать, что он понравился Чаре, то выйдет ложь. Она отлично видела все его недостатки. Чувствовала фальшь, когда Новичок говорил неродные ему слова: «ганта», «ползуны», «делить путь», «течет река – скачет конь». Фыркала, когда он называл ее «миледи». Смеялась вместе со всеми, когда проявлял неуклюжесть. А Новичок был неуклюж во всем, что не касалось фехтования и речи. Отбил себе палец огнивом, лег спать в ложбине и проснулся в луже, сжарил индюка так, что все давились углями… И Чара до сих пор не поняла, какого хвоста он вступился за девчонку – и за нее, лучницу. Словом, не нравился он ей и понимания не вызывал.
Но Чаре хотелось быть рядом с этим человеком. Возле него было как-то… особенно. Интересно. Он говорил – многословно, чуждо – но хотелось слушать. Красота была в словах, прежде Чарой неизведанная. Ней тоже умел говорить красноречиво, но не искренне, с игрой; Новичок же – от чистого сердца. Он звал ее «миледи», и было смешно… но и приятно тоже, ведь Новичок не смеялся над нею. Он скакал – и хотелось бок о бок. Смотреть краем глаза, как он держится в седле, как горячит коня, натягивает поводья. Все манеры, вся школа езды – чужая, неправильная… но по-своему очень изящная. Он делал глупости – ронял угли на сапоги, путался в узлах, ломал ногти, пытаясь их подстричь, – и тут тоже хотелось быть рядом. Смотреть, добродушно посмеиваться, зная, что эта неловкость – оборот великого мастерства в чем-то другом.
Наконец, эта девчонка – дочь лекаря… Если бы ганта не согласился отпустить ее, то Новичок, наверное, махнул бы рукой: «Ну, и ладно. Хвост с нею…» Любой шаван сделал бы так. Но из его несходства с шаванами вытекала надежда: а что, если б не махнул? Что, если б выхватил меч и глупо бросил на кон собственную жизнь? Как парой минут раньше мечтала сама Чара – но рассудительно удержалась.
Словом, всю последнюю неделю она искала поводов побыть рядом с Новичком и свирепела от тщеты усилий. Просто так, без предлога, интересоваться чужаком было не с руки, а предлогов находилось мало. Поболтать? Так она не умелец. Предложить помощь? Без его просьбы унизительно, а он не просил. Попросить помощи? Глупо, ведь все бытовые штуки она умеет лучше него. Вот если бы дошло до схватки, Новичок показал бы мастерство, а Чара – свое. Но боев не было… Порой Чара подходила к нему и спрашивала что-то, лишь бы завязать разговор.
– Ты какое любишь мясо?
– Употребляю всякое, но предпочитаю курятину: она легка и не утомляет мозг.
Или:
– Умеешь стрелять?
– Да, но много хуже вас, миледи.
– Откуда знаешь?
– Вижу по вашему разрезу глаз и силе в ваших пальцах.
Или:
– Бывал на Севере?
– Доводилось.
– Видал медведей? А кайров?..
– Да, миледи, но вынужден вас разочаровать: и медведи, и кайры – редкость. Овцы с пастухами – вот истинные северяне.
Всякий раз до того веско звучал его ответ, что Чара терялась, о чем еще спросить. Хмурилась и уходила, а чего действительно хотелось – так это толкнуть его в бок или дать подзатыльник, чтобы не умничал и поговорил по-человечески. А еще мог бы сам спросить ее о чем-то! Или просто взять и рассказать что-нибудь длинное, чтобы она послушала. С другими-то болтает без умолку, даже с Колдуном!.. А с лучницей – нет. Чем она так ему плоха?!
Зорко присматривая за Новичком, Чара открыла то, чего пока не заметили другие: он обладал умением располагать к себе людей. Гурлах и Косматый злились на Новичка за унизительные ушибы, но уважали: превосходя их в мастерстве, он сохранял вежливость. Гирдану нравилась его посадка в седле, Колдуну – остроумие, ганте Бираю – наглость и жажда наживы. Пожалуй, не от страха перед Колдуном ганта до сих пор щадил Новичка. Скорее, видел в нем ценность, возможно – будущего лучшего своего всадника.
Кто явно недолюбливал Новичка, так это Хаггот и Неймир. Хаггот имел на то очевидную причину, а вот Ней… Его Чара не могла понять. Ведь Новичок – такой же хитрый сорвиголова, как сам Неймир! Тоже отличный мечник и знаток земель, и смельчак. Лишь одна разница: Новичок – чужеземец. Ну, и что такого? Чужеземец – зато хороший человек.
* * *
Монетка крутанулась в полете: перо – лицо – перо – лицо – перо, – и упала ликом Праматери кверху. Колдун сказал:
– Дамочка и Новичок – добро пожаловать в Лаксетт.
Новичок кивнул, Чара поднялась на ноги. Ней тоже вскочил.
