– Она никуда не пойдет. Я вместо нее.
Колдун уставился на Нея:
– Это как? Светлая Агата выбрала Чару. Ты же не станешь спорить с Праматерью!
– Чара не пойдет в разведку… с этим.
– Почему? – спросила Чара.
– Почему? – спросил Колдун.
– Я ему не доверяю.
– Ты имеешь право не доверять кому угодно, – согласился Колдун. – А я имею право ссать толстой струей на твое недоверие. Те, кого я выбрал, пойдут или в разведку, или на Звезду.
– Меня прельщает первый вариант, – сказал Новичок.
– И меня, – сказала Чара.
Ней глубоко вздохнул, раздувая ноздри, мотнул головой – и сел на место.
– Ладно, лысый хвост. Пусть будет так.
Лаксетт торчал на холме, островерхий и многозубый, как гребень. В отличие от прочих городов, где побывал отряд, Лаксетт целиком опоясывала внушительная стена, усыпанная башнями. Выше городских стен краснела цитадель, на шпилях которой белели лоскуты флагов.
Дорога шла от леса вниз, а после снова вверх – к городским воротам. До них оставалось меньше мили. Солнце клонилось к горизонту, размазывало по дороге длиннющие тени двух всадников, заливало багрянцем громаду цитадели.
Чара спросила Новичка, с обычной неловкостью пытаясь завязать разговор:
– Почему он красный, этот замок?
– Мы в герцогстве Альмера, миледи. Оно недаром прозвано Красной Землей: излюбленный материал здешних зодчих – кирпич из красной глины.
– Значит, замок – из кирпича?
– В Альмере и Короне такие часто встречаются.
– Постой, откуда вообще замок? Мы брали банки только в вольных городах. Теперь уже нет?
– Некоторые вольные города располагают замками, оставшимися от прежних лордов. Но в случае с Лаксеттом миледи права: этим городом владеет феодал. Наш Колдун поступил мудро: изменил тактику выбора целей, чтобы запутать возможных преследователей.
– Угу…
Чара мучительно не находила, что сказать еще. Рядом с Новичком будто язык отнимался: его слова звучали как-то… исчерпывающе, вот как. К ним ни прибавить, ни отнять. Но он, как на зло, искоса глядел на нее и словно ждал ответа. Никогда прежде Чара не думала, что разговор может представлять столько трудностей.
Вдруг на ум пришел вопрос, который давно хотелось задать:
– Новичок, почему ты все время говоришь мне «вы»?
– Это знак уважения. В центральных землях на «ты» обращаются к самым близким, либо к тем, кого не уважают.
– Я уважаю тебя! – воскликнула Чара.
– Знаю, – кивнул Новичок. – А Колдуна?
Она придержала коня.
– Ты это о чем?
– Вы говорили, что не можете уйти от него. Я спрашиваю: почему? Какая веревка держит?
– Много хочешь знать! – возмутилась Чара.
– Верно, много, – не моргнул глазом Новичок. – Собственно, миледи, я желаю знать о вас все.
– И думаешь, я тебе отвечу?
– Думаю, вы не купите половину коня.
Чара умолкла от удивления. Новичок сказал:
– Доверие, как и лошадь, продается только целиком. Нельзя доверять наполовину.
Она вперила в него взгляд:
– Решил, что я тебе доверяю?! Ты чужеземец, и я знаю тебя всего пять дней!
– Вы поверили мне с первой минуты в доме лекаря. Так верьте до конца – либо не верьте вовсе.
Есть люди, склонные лгать самим себе. Есть люди, готовые свернуть с половины пути. Чара никогда не входила в их число.
– Мы с Неймиром были с разведкой в Мелоранже. Принц Гектор Шиммерийский поймал нас и приказал казнить. Колдун спас. Так мы ему задолжали.
– Выходит, вы должны ему жизнь?
– Да.
– Если однажды спасете его, то будете в расчете?
– Да.
– Благодарю, миледи.
Он умолк с задумчивым видом.
– Какого хвоста?! – вот теперь Чара действительно разозлилась. – Запомни: я не люблю тех, кто темнит! Хочешь быть моим другом – выкладывай, что имеешь на уме!
– Вы правы, миледи, я хочу видеть вас своим другом. А ум мой занят тем фактом, что мы с вами… – он бросил взгляд на город, до ворот оставалась четверть мили, – …едем в ловушку.
– Дух Червя!.. В какую еще ловушку?
– Я кое-что слышал о бароне Лаксетте, здешнем лорде. Имеется у него премилая страстишка: вешать людей. Под это действо отводится лучшая площадь, строится роскошный эшефот, воздвигаются зрительские трибуны. В полдень трубят фанфары, бьют барабаны, милорд Лаксетт занимает почетное место и собственной рукою дает отмашку. Он заключает с вассалами пари о том, как долго будет дергаться казнимый, и сломается ли его шея. Говорят, ставки барона всегда выигрывают – ему довольно одного взгляда на человека, чтобы понять, насколько крепки шейные позвонки. Что доказывает, миледи, давнюю истину: опыт – великая сила.
– Но он же не повесит нас просто так.
– Конечно, нет. Барон уважает законы: сперва ждет какого-нибудь преступления, потом хватает кого-нибудь, годного в подозреваемые, и лишь тогда затевает действо. Поскольку собственные жители платят ему налоги, а приезжие – нет, то предпочтение отдается приезжим. Заведен такой порядок: всякому, кто вступает в город, на руке делается чернильная пометка – дата въезда. А когда выезжаешь, стражники сверяют пометку со списком последних преступлений. Если во время твоего присутствия в Лаксетте совершено злодеяние, ты попадаешь в каземат и шагу не ступишь, пока не докажешь невиновность.
– Выходит, Колдун выбрал скверный город для грабежа.
– В этом – самая соль моей мысли.
– Почему сразу не сказал Колдуну?
Новичок глянул на Чару с лукавым огоньком:
– Я хочу воплотить одну задумку. И вы, миледи, мне поможете.
* * *
Новичок вернулся в лагерь спустя пару часов. Один, без Чары. В ответ на общее недоумение сказал:
– Лаксетт – скверный город для грабежа. Здешний лорд обожает вешать людей, причем предпочитает приезжих. В полдень воздвигают эшефот…
Он повторил всю историю и показал руку. На запястье темнели чернильные цифры.
– Видите: нынешняя дата повторена дважды – в час въезда и выезда. Если бы в означенном промежутке времени в городе случилось преступление, меня бы задержали до прояснения ситуации.
Шаваны ворчливо зашептались. Ней спросил:
– Где Чара?
– Она осталась в городе, чтобы довести разведку до конца.
– А почему ты вернулся?
– Предупредить вас об опасности. Если бы я остался на ночь, а ночью в городе кого-нибудь убили, то нас с Чарой задержали бы до конца следствия, а вы остались в неведении.
