Королевство Шиммери продало Лабелинам и Могеру Бакли тысячи искровых очей – в обход договора с Династией. Принц Гектор напустит велеречивого туману, исковеркает факты, рассыплется в сомнительных оправданиях – и станет просить у Миры заверений вечной дружбы меж Короной и Шиммери. И не получит их, покуда не будет готов поговорить начистоту. Довольно лицемерия.
Герцог Лабелин потребует объяснений. По форме – попросит, но по сути – да, именно потребует. Зачем владычица сорвала его прекрасную интригу против Ориджина?! Мира ответит: если Дом Лабелин хочет ее благосклонности, то должен строить свои будущие интриги с учетом двух правил. Они, интриги, не должны стоить жизни тысячам невинных, а Минерва Стагфорт должна быть первой, кто о них узнает.
Герцог Ориджин…
Впервые Мира действительно задела его. Разрушила нечто, ему дорогое. Герцог спросит с досадой или ненавистью: «Зачем вы испортили мне охоту?!» Теперь-то – с нынешней ясностью мысли – Мира видит: это была именно охота. Ориджин знал, что восстание Подснежников – инструмент чьей-то интриги. Он подозревал не Лабелина, а неведомого Хозяина Перстов, и надеялся, подавив восстание, выйти на него… Ориджин ошибся, о чем Мира с удовольствием скажет ему. Но не сразу. Немного ожидания пойдет на пользу лорду-зазнайке.
А вот Роберта Ориджина Мира приняла прямо сейчас, за третьей чашкой кофе.
Казначей задал тот вопрос, которого она и ждала: после налоговой реформы какая часть поступлений окажется в его ведении? Если налоги будут оседать на банковских счетах, а не в имперской казне, то под контролем Роберта останутся лишь доходы от искровых цехов и торгового флота. Этого очень мало, это не покроет расходов Короны и двора.
Мира сказала:
– Герцог Эрвин характеризовал вас как кристально честного человека. Я имела возможность убедиться в его правоте. Кайр Роберт, я рада, что именно вы управляете казной и не намерена чинить вам препятствия. Банки Фергюсона, Дей и Конто будут перечислять вам ежемесячно ровно столько средств, сколько вы получали от Дрейфуса Борна. Надеюсь, это покроет все плановые расходы?
Роберт Ориджин все больше нравился Мире – своей прямотою.
– Ваше величество, прошу пояснить. Я думал, вы затеяли реформу, чтобы вывести налоги из-под контроля Дома Ориджин и забрать в свое личное пользование. Если теперь вы возвращаете их в казну, а меня оставляете казначеем…
– Смысл реформы – избавиться от сборщиков подати. Они – источник жадности, жестокости и воровства. Оплата налогов через банки даст людям вздохнуть свободнее и уменьшит чиновничьи кражи, в результате чего поступления возрастут. Я передам в казну столько, сколько вы получали прежде, но излишек оставлю в своем пользовании. Кроме имперской казны будет существовать моя личная.
– Ага, теперь ясно. Бывает.
Он осмыслил все и добавил:
– Хорошо придумано, ваше величество. Не станете возражать, если я устрою подобную систему в Первой Зиме?
– Будут только рада, кайр Роберт. Но я имею встречную просьбу. Помните, вы обещали мне услугу?
– Так точно.
– На днях мне потребуется маленький отряд хороших бойцов. Дюжины кайров будет достаточно.
– Позволите узнать, для какой цели?
– Предстоит арест опасного человека. Нужны воины, на которых я смогу положиться.
– Будет сделано, ваше величество.
– И еще одна просьба. Как только батальоны вернутся в Фаунтерру, можете организовать мою встречу с генерал-полковником Стэтхемом?
– Конечно, ваше величество. Но герцог Эрвин захочет узнать содержание вашей беседы, а Стэтхем, как его вассал, не сможет скрывать.
– Этого и не требуется. Я задам пару простых вопросов, не касающихся ни политики, ни Дома Ориджин. Генерал-полковник нужен как свидетель.
Кайр Роберт пожал плечами:
– Бывает.
* * *
Стол для стратем являл собой произведение искусства. Столешница шестифутовой длины в точности повторяла форму континента Полариса. Со всеми изгибами и причудами береговой линии – с глубокой впадиной Моря Мейсона, гребенкой фиордов Беломорья, роскошным веером холливельской дельты, зыбкой бахромой Топей Темных Королей. Стратегически важные острова крепились на отлете серебряными спицами. Земли Империи отделялись друг от друга золотыми нитями и для наглядности отличались оттенками лака. Города были инкрустированы кристаллами горного хрусталя, столицы земель – драгоценными камнями, искровые цеха – очами. Реки тянулись ленточками лазурной эмали, Дымная Даль блестела синим зеркалом, на глади которого тончайшие пунктиры отмечали главные судоходные маршруты. Подобными пунктирами по суше тянулись рельсовые пути и колесные тракты. А поверх всего паутиной серебряных нитей лежали клетки игрового поля. Их размер был подобран так, чтобы отвечать двухдневному маршу пехоты, потому на равнинах клетки были крупнее, а в болотах или горах сжимались в несколько раз. С точностью до двух дней на игровом поле можно было просчитать течение любой войны в Поларисе.
Мире еще ни разу не довелось сыграть за этим столом. Партия на таком подробном поле могла затянуться на целый день, а Мире пока еще не выпадало целого свободного дня. Когда этот день наступит – он, несомненно, станет праздником для ее души! Даже сам вид поля наполнял Миру восторгом: любовно вычерченные подробности карты, изящество серебряной паутины, манящие искры городов, степенное скольжение фишек по лаку, костяной пристук их касаний друг о друга… Она могла бы часами находиться здесь – если бы имела такую роскошь, как свободные часы уединения.
Местом особо доверительных аудиенций для владыки Адриана служила малая чайная. Сегодня Минерва решила: моим местом встреч будет комната для стратем. Именно здесь по ее личному приглашению собрались особые гости: леди Лейла Тальмир и капитан Шаттэрхенд, генерал Серебряный Лис и банкир Конто, министр путей Лиам Шелье и первый секретарь Дориан Эмбер, бывшие узники Альберт Виаль и Франк Морлин-Мей. Один за другим они рассаживались на стульях маленького амфитеатра, предназначенного для зрителей стратемных баталий. Слуги приносили кубки и оплетенные лозой бутыли шиммерийского вина. Мира сидела у стола и, пока гости занимали места, рассеянно двигала фишки по полю. Алые подковы, мечи и серпы выстраивались разными порядками вокруг искры, стоящей на рубиновом пятнышке Фаунтерры.
– Милорды и миледи, – заговорила Мира, когда гости были готовы, – я пригласила вас для того, чтобы отметить ваши заслуги. Вы – самые верные из моих помощников, чья поддержка была поистине неоценимой. Слова благодарности и награды ждут впереди, а для начала – позвольте мне наполнить ваши кубки.
Министры и первый секретарь пытались возражать; леди Лейла, наставники и генерал Алексис выглядели весьма польщенными и готовыми принять заслуженную почесть.
Мира взяла бутылку, распечатанную слугами, и стала обходить гостей. Наполняя каждый кубок, она бросала взгляд на ладонь человека, держащего его. Было необычно и крайне любопытно – смотреть на пальцы вместо лиц. Холеная рука аристократа, полированные ногти, тонкое как у девицы запястье – баронет Эмбер, первый секретарь и тайный осведомитель. Болезненные узлы суставов на костистых дрожащих пальцах – министр путей Лиам Шелье. Рыхлая, мягкая белая рука софиевца, будто созданная, чтобы утешать ребенка – Альберт Виаль, бывший министр, бывший заключенный, наставник финансового дела. Безнадежно въевшиеся в мозоли чернильные пятна – Франк Морлин-Мей, честный чиновник и автор налоговой реформы. Широкая, грубая, чуть не мужицкая ладонь, ногти острижены коротко до уродства – генерал Алексис Смайл. Тонкие пальцы почти безупречной красоты, с благородными морщинками от пережитых лишений – леди Лейла Тальмир…
