– Это искровики, – сказал пивовар. – Кто отстал от войска и замерз или попался нетопырям. На многих мертвецах остались мундиры, доспехи, оружие. Соберите все и продайте.
Улов оказался велик, хотя вряд ли стоило этому радоваться. Сотни телогреек и кольчуг, сотни пар хороших сапог на меху, кинжалы, копья, даже несколько искровых очей!
– Благодарю тебя, пивовар, – сказал Салем. – Продав это, получим пропитание надолго.
– Зови меня Бродягой, – ответил человек. – Раньше я был пивоваром, а теперь…
Слухи об отчаянном их походе разлетались по округе. Салем хотел избежать этого, но тщетно. Новые и новые голодные крестьяне вливались в толпу. Салем всех предупреждал:
– Братья, я не хочу вам зла, потому лучше вернитесь по домам. Может статься, всех нас ждет смерть.
Они отвечали:
– Может статься – может, нет. А дома точно помрем. А у вас, вон, и сапоги, и тулупы, и глаза сытые! Возьмите нас с собой.
Салем не мог отказать. Семь сотен человек уже шли за ним, большинство несли оружие. Свое, крестьянское: топоры, вилы, цепы. Но кое-кто напялил кольчуги, взял щиты, повесил на пояс трофейные кинжалы. Растущая их сила все больше тревожила Салема. Одна деревня еще может странствовать незаметно, но семьсот человек!..
Сыновья барона встретили их одним морозным полднем. Всего пятьдесят всадников – но в доспехах, с длинными мечами. Салем догадывался, чего стоят крестьяне в бою против рыцарей. Но это не имело значения, поскольку он не собирался сражаться. Вышел вперед, подняв перед собой раскрытые ладони.
– Милорды, нижайше прошу вас: позвольте сказать!
Рыцари остановились на расстоянии – отнюдь не потому, что боялись толпы мужиков, а затем, чтобы иметь место для разгона. Старший сын крикнул:
– Что ты мне скажешь, гнида? Как отца убивал? Как мой замок грабил?! На колени, тварь!
Салем склонил голову:
– Я встану на колени, милорд, но позвольте сказать. Мы пришли к вашему отцу за помощью, а он прогнал нас. Мы не желали ему зла, и вам не желаем!..
Салем не сразу понял, что слова прозвучали угрозой. Сын барона пришпорил коня и поскакал на Салема. Тот стоял с голыми руками и смотрел в лицо всаднику. Что еще было делать? Бежать уж точно бессмысленно. А конь мчал и свирепел от шпоры, и сверкал зубами, выдыхая пар. Рыцарь все ближе – виден оскал на лице, лязгнул меч, выскочив из ножен…
Потом сын барона вылетел из седла и покатился по снегу, а Бродяга встал рядом с Салемом и перезарядил арбалет.
– Уйди-ка лучше с дороги, – посоветовал он. – Сейчас начнется.
И началось.
Пятьдесят конников врезались в толпу крестьян, круша и сметая. Средь чистого поля никто не ушел бы живым. Но поле не было чистым: три фута снега, а на дороге – фут. Рыцари держались дороги, чтобы снег не портил атаку. Они вонзились глубоко в толпу – и уперлись в пару телег, развернутых поперек пути. Потеряли скорость, замешкались – тут на них и кинулись со всех сторон. Косами подсекали ноги, цепами выбивали из седел, топорами ломали доспехи. Отчаянье на многое способно! Салем не желал рыцарям зла, но своим землякам он желал добра намного сильнее. Потому со всею скоростью, на какую был способен, взводил арбалет и подавал Бродяге, а тот стрелял – и всегда без промаха…
Половина рыцарей легла в снег, все три баронских сына были в ее числе. Выжившие отступили. Крестьяне сосчитали потери: полсотни убитых, почти сотня раненых. Но если б не развернутые телеги, было бы куда хуже.
– Кто догадался? – спросил Салем.
Вперед вышел крепкий мужичок в кольчуге и сказал:
– Недоработка у тебя по части тактики, командир: люди построений не знают. Но ты только прикажи – я научу. Будут у меня как под линеечку!..
– Ты знаешь военное дело?
– А то! Я – отставной сержант Рука Додж, ветеран Мудрой Реки, Лабелина и Пикси!
* * *
«Нет пути убийцам из Саммерсвита!» – гласил дорожный знак. На другом было только «ПРОЧЬ», намалеванное громадными буквами. Через сто футов на столбе висел коровий череп, украшенный словами «Смерть бунтарям».
– Боятся нас, – гордо сказал сержант Додж. – Мы северянам тоже оставляли знаки. Было дело, подвесили скелет в красно-черном плаще.
Салем не понимал, с чего бы кому-то его бояться. Тем более – жителям городка под названием Бейкерс. Крестьяне шли туда, чтобы продать трофеи и пополнить припасы. Дорога напоминала снежеую пустыню: ни одной живой души, только знаки с угрозами да коровьи черепа.
– Боятся, говорю тебе.
Салем убедился в этом, увидев городок. Тот стоял, подготовленный к осаде: ворота заперты, на стенах стража. Салем подъехал ближе и прокричал, что ему нужно, Сказал: пришли торговать и зла никому не желаем. В бойницу высунулась бородатая рожа, крикнула:
– Убирайтесь, убийцы!
Салем стал объяснять, что крестьяне – не злодеи: если и убивали, то только для самозащиты, а оружие принесли не для боя, а на продажу. Подкатил пару телег, откинул холстину, показал груды доспехов.
– Убийцы! Мародеры!.. – кричали со стены.
Салем осерчал:
– Тьма вас сожри, глупцы! За мной тысяча голодных парней, им нужна пища, а некоторым – лекарские снадобья. Продайте нам все это – и мы уйдем своей дорогой.
– Бейкерс не помогает бунтарям! Сгиньте, черти, или угостим из арбалетов!
Тут вперед вышел Бродяга и сказал:
– Ну, не хотите торговать – просто отдадите. Нужны харчи на месяц для тысячи человек. Дадите – уйдем. А нет…
Он подождал и закончил:
– А не дадите – тогда мы задержимся.
Рожа исчезла, и несколько часов не было ответа. Потом ворота раскрылись, выпуская череду телег.
Салем сказал Бродяге:
– Харчи были очень нужны. Считай, ты нас выручил… Но больше так не делай. Мы поступаем только по закону: не грабим. а покупаем.
– Я слыхал, – ответил Бродяга, – армия вправе взять откупного у горожан, если те не хотят вступать в бой.
– Мы не армия!
Сержант Додж, бывший рядом, согласно кивнул:
– Правда, командир: пока еще не армия. Но дай срок – я сделаю отменную пехоту из этих козликов безрогих!
Салем ответил:
– Мы не решаем дела силой. Мы никому не хотим зла.
Бродяга сказал:
– Герцог Ориджин тоже не хотел зла путевцам. Он взял Лабелин одним внушением, без крови. Но чтобы это сработало, понадобилась сильнейшая армия.
Салем размышлял над словами целый день. А потом позвал сержанта:
– Ладно, приступай.
Потеряв свою столицу, герцог Лабелин скрылся в портовом городе Грейсе. По крайней мере, так говорили. От Бейкерса до Грейса было девяносто миль. Шли очень медленно: пешком или на волах, кто с пожитками, кто и с детьми. Иногда проходили пять миль за день, иногда и вовсе стояли – если сильно мело.
