«Пустим
кровь,
Снимем
сглаз,
Дымом
обкурим,
Выпишем
мазь!
Нагреем
вино,
Снадобье —
в рот!
Сделаем
все!
Но деньги —
вперед!
Деньги – вперед!
Деньги – вперед!»
Реомюру пришлось вступить в бой, чтобы добраться до постели любимой. На сей раз две леди Ориджин сошлись во мнениях:
– Медицина во всей красе! Не правда ли, ваше величество?..
Наконец Реомюр сварил настой на семи лепестках. («Семерка – число Сьюзен, Праматери здоровья», – отметила леди София.) Невеста исцелилась. Реомюр заявил, что обязан выполнить долг, оделся и вышел было, но вбежал обратно:
– Часок долг подождет, не беда!
И стиснул невесточку – весьма аппетитную барышню. Они забежали за ширму, со вздохами и хихиканьем пошвыряли через нее одежду. Сладострастно постонали минутку. Мира отметила, как в противоположной ложе леди Альмера придвинулась ближе к лорду-канцлеру. Потом Реомюр наспех оделся, вышел из дому… Вернулся:
– Ладно, за ночку должок не протухнет!
Он снова поволок невесточку за ширму, а занавес тем временем опустился. Антракт.
Зрители высыпали в банкетный зал, живо обсуждая свежую трактовку, а заодно – наряды друг друга. Традиционно зрители одевались на «Лиолу и Каррога» в цвета одного из главных героев. Сторонники Каррога надевали красно-черное, поклонники Лиолы – зелено-желтое, любители Реомюра – белое с серебром. Прежде герои олицетворяли три великие силы бытия: силу жизни (Лиола), силу разрушения (Каррог), силу человеческой воли (Реомюр). Вот только сегодня персонажи и их цвета получили новое значение – три сорта дворянства. Вычурная высшая аристократия, дородное грубое баронство, нищие и полные апломба «вольные мечи». Вот и посмотрим теперь, кто в какой класс попал!
Братья Нортвуды вырядились в цвета вулкана, и были настолько похожи на грубияна Каррога, что сами смеялись над собою. Леди Иона тоже надела красно-черное, но от взгляда на нее вспоминался не бог вулкана, а кайры Ориджина и гадание в Уэймаре. Почему-то становилось не по себе.
Герцог Лабелин и его сынуля носили белое с серебром, как Реомюр. Их жирные туши смотрелись донельзя нелепо в щегольских костюмах. Генералы лорда-канцлера надели те же цвета и выглядели весьма достойно, вот только, в отличие от Реомюра, даже не думали улыбаться.
Лорд-канцлер и леди Аланис нарядились в нежно-салатовое, как богиня лугов. Два трепетных создания – прямо невинные овечки! Надо же!.. Мира с трудом удержалась, чтобы не фыркнуть.
– Ваше величество великолепны, – поклонился ей лорд-канцлер.
– Весьма изящное решение, я восхищена! – сказала леди Аланис.
Мира носила по одному цвету от каждого главного героя. Не нарочно, а по случайности: белый и зеленый – ее любимые, черный – цвет траура.
Баронет Эмбер, что встретился ей в антракте, был одет в синий камзол.
– Не могу разгадать вашу символику, – сказала Мира.
– Символ того, что я не люблю традиции, – ответил баронет. – Владыка Адриан уважал традиции, но возвышал тех, кто не очень-то им следовал.
Эмбер был серьезен, и Мира насторожилась.
– Я не получила вчера вашей записки… Есть ли новости?
– Две, ваше величество. Одна: вернулся министр путей Шелье. Вы, кажется, хотели его видеть.
– О, да, еще бы. А вторая новость?
– Вторая, ваше величество… – баронет замялся, и чувство неладного усилилось.
Прежде, чем он успел сказать, кто-то подошел к Мире с поклонами и комплиментами, кто-то о чем-то спросил, кто-то подал вина. Баронета оттеснили в сторону, тревога осталась в груди Минервы.
Леди София заговорила с нею:
– Ваше величество, позвольте мне провести второй акт в ложе моего сына. Боюсь, я измучила вас своими замечаниями о театре, а Эрвин более ко мне привычен и готов терпеть. К тому же, я очень скучаю по нему.
Мира согласилась, но попросила Северную Принцессу:
– Вас я прошу побыть со мною. Не оставляйте в одиночестве.
Когда занавес вновь опустился, Мира с Ионой оказались наедине.
* * *
Обе знали, что им следует поговорить. Начать полагалось Минерве, Иона ждала. А Мира долго собиралась с духом. Вчера она была полна гнева и готова метать молнии в Иону. Но теперь что-то мешало начать атаку. Скользкая, постыдная неуверенность. Сомнение в себе…
Тем временем на сцене Реомюр вызвал Каррога на поединок и был наказан. Громко стеная, дополз до жилища Лиолы, но, увидев ее, сразу стал бравировать:
– Пустяки, госпожа, царапина! Свечой обжечься – и то больнее!..
Лиола лечила его, ахая и ломая руки. Летающий над сценой светильник-солнце символизировал бегущие дни. Реомюр поправлялся и замышлял свою хитрость. Рядом с богиней он был само мужество, но, оставшись один, принимался ныть. Странным образом нытье прибавляло герою обаяния.
Леди Иона ждала, помахивая веером. Мира решила: начну говорить, когда Реомюр пойдет на бой.
Сцена вздрогнула, из недр театра послышался рокот.
– Ах, что происходит?.. – в ужасе воскликнула Лиола.
– Я слышу мой любимый звук! – ответил Реомюр, поднимая бокал. – Звук близкой победы!
Он отдернул шторы на заднике сцены, и зал ахнул, увидев извержение вулкана. Снопы искр и хлопья сажи дождем лились с потолка, сцена шаталась, оглушительный рев сотрясал партер. Гигантская люстра мигала, вспыхивая в такт раскатам грома.
Когда все улеглось, Реомюр уже был в доспехах. Вместо льда, они были выполнены из серебренного стекла – весьма впечатляюще.
– До скорой встречи, госпожа!
Подарив богине воздушный поцелуй, он зашагал к горе.
Минерва сказала:
– Леди Иона, нам следует обсудить тему, которой вы так старательно избегаете. Мартин Шейланд.
Иона смотрела на сцену, томно обмахиваясь веером. Лорд-канцлер, глядя на сестру из ложи напротив, не заметил бы никакой перемены.
– Я к вашим услугам, леди Минерва.
– Этот… человек виновен более чем в тридцати смертях. Жертвами были не только простолюдины, но и дворяне. Они скончались в страданиях и ужасе, а их тела подверглись посмертному глумлению. Я передала виновника под вашу власть. Почему он все еще жив?
– Вы знаете ответ, леди Минерва.
– Я знаю, леди Иона, что вы – человек чести. По крайней мере, до сих пор мне так представлялось. Как вы могли пощадить это чудовище? Я убила бы его своими руками, если бы могла вообразить, что с вами он избежит наказания!
