– Вчера впервые «бог» сам захотел побеседовать со мной. Браслет сам собою засветился и сказал: «На связи». Я сделал вид, что не слышал этого, поскольку хотел сперва поговорить с вами. Я дал понять «богу», что готов вернуть ему Предмет. Убежден, он вызывает меня, чтобы сказать нечто вроде: отнеси браслет в такую-то церковь, положи под таким-то алтарем. Затем, конечно, он пришлет туда своих людей – вот их мы с вами, миледи, и схватим. Допросив их, придем к тому, кто погубил императора и покушался на вашего сына.
– Не знаю, как и благодарить вас, – ответила леди София.
Вид у нее был странный: глаза затуманились, на лицо как вуаль опустилась. Допила она свой чай и сказала:
– Что ж, Марк, приведем план в исполнение. Попросите Гвенду…
Пленница пряталась за спиной Джемиса. Леди София ласково позвала:
– Подойди сюда, дитя. Покажи, как ты говоришь с Предметом.
Гвенда вышла вперед – боязливо, как цыпленок. Марк погладил ее по голове и дал в руки браслет:
– Давай, девочка, не бойся.
Тут я впервые разглядел, как это происходит. Гвенда поднесла браслет к губам – от ее дыханья молочный материал покрылся мутью – и тихо, с дрожью шепнула:
– Помоги мне…
Браслет засиял, как луна в ясную ночь. Спустя минуту раздались слова, что шли прямо из сияния:
– Я тебя слышу, смертный!..
– Боже, здравствуй!.. – вскричал Марк глухим и грубым голосом. – До чего же я счастлив, что ты не забыл о нас! Боже, я столько хотел тебе сказать…
Но тут он осекся. Леди София взяла браслет из руки Гвенды и заговорила:
– Я – София Джессика Августа, леди Ориджин. Ты – тот, кто владеет Перстами, и тот, кто устроил гражданскую войну. Тебе нужен твой браслет, мне тоже требуется кое-что. Я предлагаю сделку.
Предмет молчал какое-то время, потом спросил:
– Что тебе нужно?
– Мой муж болен каменной хворью, в подлунном мире от нее нет средства. Но меж твоих Предметов найдется такой, что справится с нею. Пришли своего человека, исцели Десмонда – и я верну браслет. Слово леди Ориджин.
«Бог» еще помедлил, размышляя, и сказал:
– Поезжай в Фаунтерру. Привези браслет и мужа. Там скажу, что делать дальше.
Прежде, чем леди София ответила, сиянье погасло.
Настала кромешная, глухая тишина. И все услышали, как Марк-Ворон с размаху шлепнул себя ладонью по лбу.
* * *
Вот такая история, родная. Теперь, как видишь, мы едем всей толпой в столицу. Нам сказали, что у Ориджинов будет флот на Восточном Море, капитану Джеффу Бамберу пообещали шхуну, а нам, матросам, – прибыльную службу. Вот и тащимся в санях в конце колонны. Дорогой, как учил Марк, играем в кости на рассказы. Только все равно скучно: все лучшие истории уже на «Тюлене» рассказали… Перед нами едут кайры – человек сто, не меньше. А в голове колонны – здоровенные крытые сани с лордом Десмондом и леди Софией. Там же с ними и Джемис со своим псом, а где-то около – Марк.
Ворону не дали ни титула, ни денег. Даже свобода ему вышла такая, с душком. Сказали: «Поедешь с нами в столицу», – и он поехал. Он, правда, не возражал, но возразил бы – вряд ли что-то поменялось. Все же одну награду Марк-Ворон получил: простили ему то, как при всех обозвал дурой герцогиню Ориджин. Знаешь, если подумать, не самая худшая награда.
Интерлюдия №5
полезные люди
Январь 1775г. от Сошествия
Фаунтерра; Грейс (герцогство Южный Путь)
Бакли взял из колоды даму – как раз то, что нужно. Ухмыльнулся и открыл карты.
– Сучий ты потрох!.. – гаркнул Шестой, капельки слюны полетели на колоду.
– Не везет тебе сегодня, дружище, – сказал Бакли и подвинул к себе монеты.
Шестому не везло и вчера, и третьего дня, и неделю назад, и месяц. Ему всегда не везло, когда играл против Бакли. От вечера к вечеру, по мере убывания запасов, Шестой менял ставку. Сперва играли по елене, затем – по глории, потом сошли на агатки, сегодня – на полтинки. И чем больше он проигрывал, тем теплее становилось словцо, которым звал его Бакли. Шестой сперва звался просто Шестым, потом – парнем, потом – приятелем, позже – дружищем, а теперь вот…
– Может, довольно, братец? – с сахаром в голосе предложил Бакли.
– Сдавай.
– Пока ты вконец не разорился, а? Я же о тебе забочусь!
– Сдавай, сучье вымя!
Бакли принялся тасовать, Шестой уставился в окно. За стеклом была узкая площадь, а по ту ее сторону – длинный сарай под двускатной красной крышей. Трактир, в котором сидели игроки, звался «Свиньей и гусем», здоровущий сарай напротив – Мясницким рынком, а площадь – Мясоедной. На площади наблюдалось движение: то прокатит телега, то процокает конь, то бойко проскрипят по снегу люди. Порою кто-то проходил у самого окна, и сквозь стекло влетал клочок разговора.
– Ишь, шастают, – со злобой процедил Шестой.
– Тебе-то что, друг мой?
– К коронации готовятся.
– И?..
– Ненавижу коронации! Сдавай уже.
Бакли стал сдавать.
– А ты их много видел?
– Кого?
– Коронаций.
– Ни одной.
– Так что же…
– Сказал – ненавижу! – огрызнулся Шестой, и Бакли предпочел замолкнуть. Шестой добавил: – Экая радость – коронация! Какую-то сучью пигалицу садят на трон, а я должен радоваться? Не дождутся!
Бакли сдал, они взяли карты. Бакли добрал одну, Шестой – две. Помедлил, натужно размышляя. Потянулся к колоде с глухим рыком, словно уже предчувствуя исход. Вытянул третью карту.
– Дерьмище!
Он швырнул на стол карты вместе с серебряной полтинкой.
– Будем продолжать, братишка? – спросил Бакли.
– Да. Но сдам я, – Шестой забрал колоду. – Тебе черти крутят.
Бакли усмехнулся. Шестой всегда хотел играть, и это было хорошо. «Желание – ценная штука, – так говорил хозяин. – Кто много хочет, тот полезен».
Однако сдать Шестой не успел. Дверь скрипнула, Бакли бросил взгляд и напрягся, шепнул:
– Он.
Человек, которого они видели нынешним утром на станции, вошел в трактир, притопнул, сбивая снег с подошв, осмотрелся. Напоролся на неосторожный взгляд Шестого – и тут же ринулся прочь. Шестой и Бакли – следом, на ходу надевая тулупы.
– Извозчик!..
Человек со станции подбежал к бричке, в которой приехал за минуту до того.
– Гони скорее!
Лошади не успели тронуться, как Шестой и Бакли уже вспрыгнули в экипаж.
