— Рады вашему возвращению, милорд. Когда герцог находится в одном месте, его герцогство в другом, а его армия в третьем, то это нарушает природный порядок вещей и конфузит умы.
Дед говорил так невозмутимо, будто сидел вечерком у камина, а не стоял посреди толпы. Эрвину стало спокойней.
— Отойдемте на два шага, нужно посовещаться.
Шум стоял такой, что за два шага никто чужой уже не мог их слышать.
— В поезде случился конфуз, господа.
— Виноват, что перебиваю, милорд, — вмешался Ворон. — Вы обещали назначить меня главой протекции. Чтобы правильнее вам посоветовать, хорошо бы мне знать, я даю совет как Ворон Короны или простой Ворон?
Дед кивком подтвердил: да, это возможно.
— Да, вы снова Ворон Короны. Протекция ваша. Принимайте сразу два дела. Шут Менсон воскрес и хочет попасть под суд.
— Виноват, милорд?.. Как так?..
— Второе дело еще забавней: Леди-во-Тьме отравили.
— Насмерть?
— Когда я покидал вагон, была жива. Надолго ли…
— Вином? За…
Голос Ворона потонул в криках: ее величество Минерва сошла на перрон. Растерявшись, она замерла, потом спохватилась, начала говорить прямо здесь — у дверей вагона. Эрвин схватился за голову. К счастью, пытаясь услышать владычицу, толпа притихла. В тишине Минерва вернула трезвость мысли и поняла свою ошибку:
— Я безумно рада вернуться в любимый город, но перрон — не место для долгих речей. Я скажу еще несколько слов на площади, кто желает услышать меня — прошу…
В окружении лазурных она зашагала на площадь, толпа колыхнулась следом, около вагонов стало легче дышать.
— Я спрашиваю, милорд, — повторил Ворон, — королеву отравили вином? Это случилось за обедом? Кто присутствовал?
— За обедом, только никто не ел. Я отказался, королева и король из вежливости тоже не стали. Они пили вино… или нет, не помню… кажется, пил король, а королева только гладила бокал. Можно отравиться от касания пальцем?
— Милорд, там был кто-то кроме вас троих?
— Вначале прислуживали лакеи, но Леди-во-Тьме их прогнала. Когда ей стало худо, были только мы.
— Кто наливал?
— Франциск-Илиан. И там было еще одно… какая-то болотная тварь в чашке…
— Простите?..
— Она была похожа на стручок, лежала в чашке под блюдцем. Но потом блюдце сняли и оказалось, из стручка что-то родилось… вылупилось… Что-то мерзкое, я не успел рассмотреть.
— Оно укусило королеву?
— Кажется, нет. Но могу ошибаться — я смотрел всего секунду.
— Откуда взялась эта тварь?
— Хм… как бы сказать… я принес ее.
— Вы, милорд?..
Новый всплеск шума прервал диалог. На перрон вышел Франциск-Илиан. Несмотря на скромное одеяние, многие в толпе узнали его.
— Что вам снилось, премудрый?.. Что вы видели во сне?..
С крохотною свитой из восьми человек шиммериец двинулся на площадь, оттянув еще часть толпы. Тогда из вагона вынесли королеву. Ее носилки были накрыты шатром; с великими трудами это сооружение протиснулось в двери. Но на перроне пошло проще: самые дюжие из болотников положили носилки на плечи, и Леди-во-Тьме въехала в Фаунтерру, величаво возвышаясь над толпою, укрытая от праздных взглядов бархатной завесой. Очевидно, она была жива: труп несли бы иначе.
— Лорд Ориджин…
Племянник королевы подошел к Эрвину, вместе с ним — жало криболы.
— Лорд Эммон, каково состояние ее величества?
— Леди-во-Тьме в сознании, но состояние плачевно. К несчастью, в ее возрасте любая хворь тяжела.
— Хворь?..
— Мы имели недостаточно времени, чтобы распознать ее. Верю, что за день наблюдений наши лекари определят вид хвори. Пока даем королеве укрепляющие снадобья, чтобы поддержать ее силы.
— Лорд Эммон, я не хочу расстраивать вас, но то, что я видел, напоминало яд, а не хворь.
— Вещи редко являются именно тем, чем кажутся. Ее величество сказала, что страдает от хвори. Я не сомневаюсь в ее словах.
Эрвин развел руками, отказавшись от спора.
— Как пожелаете, милорд. Во дворце мы предоставим ее величеству лучших лекарей.
— Простите, лорд Ориджин, ваша забота напрасна. Личные лекари позаботятся о ее величестве. Мы разместимся в имении ее величества на левом берегу Ханая, не во дворце.
— И я, и владычица Минерва будем расстроены таким решением. Дворец Пера и Меча к услугам Леди-во-Тьме. Он комфортнее и безопаснее любого имения.
Эммон Дарклин помедлил с ответом.
— Милорд, простите меня, но именно в безопасности и состоит причина. Какова бы ни была хворь ее величества, вы принесли к обеденному столу семя корзо. Если вы или ваши вассалы приносят к трапезе подобные подарки, то ее величеству, простите великодушно, будет спокойней в своем поместье.
— Милорд, это недоразумение! Я даже не знаю, что такое это семя! Я лишь хотел спросить Леди-во-Тьме…
Дарклин поклонился:
— Убежден, что ее величество охотно ответит на все ваши вопросы, едва поправится. Но — в письменном виде. Хворая нуждается в покое и уединении. Явление северян может нарушить ее хрупкий покой. Будьте так добры, войдите в наше положение и не тревожьте королеву визитами.
* * *
Что любопытно: из леди Аланис вышел довольно неплохой бургомистр.
Эрвин отдал ей это место по двум причинам. Во-первых, на тот момент он полностью доверял Аланис. Во-вторых, ее нужно было занять чем-нибудь, пока она не затеяла гражданскую войну. Потом угроза смуты ослабла: при помощи Эрвина, Галлард и Аланис Альмера достигли некоего подобия мира. Дядя считался наместником племянницы и правил герцогством от ее имени; племянница получала огромное денежное содержание и гарантию власти после смерти дяди. Ни одного из двоих условия договора не устраивали в полной мере, но и не ущемляли аж настолько, чтобы затеять войну в ближайшем будущем (тем более, что исход этой войны был отнюдь не очевиден). Временно удовлетворившись, Аланис взялась за Фаунтерру.
Исконно столичный бургомистр был ставленником императора. Городской совет, собранный из старейшин цехов и гильдий, защищал интересы мещан, но бургомистры всегда стояли за благо Короны. Потому любое серьезное решение в магистрате принималось с боями, исходная идея либо переиначивалась до неузнаваемости, либо урезалась вполовину — лишь тогда старейшины и бургомистр приходили к согласию. При Аланис все пошло иначе.
Никогда прежде градоправителем не становилась столь знатная персона. Когда герцогиня Альмера впервые явилась в магистрат, старейшины оробели до немоты. Но вскоре они с удивлением обнаружили: договориться с миледи намного проще, чем с ее предшественником. Аланис мало заботилась интересами Короны, к тому же, считала унизительным для себя долго спорить и торговаться. Если идея казалась миледи мало-мальски разумной — она соглашалась. Проход для торговых судов под Дворцовым мостом? Почему бы и нет? Мост же подъемный, не стоять же механизму без дела. (Тридцать лет купцы клянчили у императоров право ходить под этим мостом и получали отказ: нечего плавать перед фасадом дворца, пускай обходят остров с тыла.) Создать вторую гильдию булочников?.. А что, еще не создана?! Так создать немедля! В Алеридане четыре булочных гильдии — люди любят сладости, казна любит налоги. (Пятнадцать лет старейшина единственной гильдии удерживал монополию за счет взяток, хитростей и дальнего родства с министром финансов.) Запретить бродячим актерам выступать в городе?.. Этот вопрос не решался уже полвека. Образованные мещане ненавидели пришлых комедиантов за грубость, шум и грязь; но чернь обожала вульгарные зрелища, а императоры в мелочах потакали черни, чтобы снизить опасность бунтов. К тому же, вокруг Фаунтерры нет стен — как, собственно, не пустить актеров в город?.. Здесь леди-бургомистр неожиданно поспорила с мещанами: актеры — это же весело, пускай будут! Старейшины еще не знали, что герцогиня наделена простым чувством юмора и сама не прочь развлечься уличными зрелищами. Узнав, сменили подход: ладно, пускай дают представления, но платят большой налог. С этим миледи охотно согласилась: если актеры смешные, то получат много монеток и легко уплатят подать; а если не смешные, то такие нам не нужны.
