— Голосование назначено на четвертый час по полудни, — сообщил секретарь и сделал отметку в протоколе.
Альтесса не воплотилась целиком, возникли только ее губы и шепнули Эрвину на ухо:
— Занятный ход, но этого недостаточно, ты же понимаешь. Думай, милый. Думай еще…
С того края зала, где расположились западники, послышался грубый голос:
— Я тоже скажу слово.
— Милорд, прошу прощения, время высказываний уже…
Минерва сделала знак секретарю, и он изменил мнение:
— Во имя мудрости Палаты, слово дается ганте Грозе.
Пока степняк шел к трибуне, его сапоги звенели шпорами. Дети Степи не снимают шпор на переговорах. И кто осудит их после того, как Моран чудом ускакал живым от Литлендов?
Ганта Гроза взошел на место оратора — тот самый ганта, что неделей раньше хотел продырявить Эрвина метательными ножами. Эрвин ждал от него простодушного грубого выпада, но Гроза поступил иначе.
— Как я понял, тут все решили прославить Ориджина. Голосовать будем, что северянин — герой. Верно? Тогда мы тоже герои. Всадники Степи тоже бились против тирана и даже скрестили мечи с ним самим, а Ориджин — нет. Если слава северянину, то тем больше слава Степи!
Лорд Литленд аж задохнулся от возмущения.
— Вы — против тирана?! Вы грабили, жгли, насиловали! Крали наших коней и наших дочерей! Вы разбойники и мародеры!
Гроза ответил:
— Вы убили наших послов. Вы присвоили переправы через Холливел. Тут говорили про божьи законы. А разве есть такой закон, чтобы резать послов? Или брать себе то, что принадлежит всем? Вы назвались нашими врагами — сами выбрали путь. У детей Степи совесть чиста. Если Ориджин герой, то и мы герои!
Представители Короны сидят лицом к Палате, и Эрвин видел, как Бекка Литленд рванулась с места, но прикусила губу, промолчала. Из зала громыхнул голос Крейга Нортвуда:
— А что, здесь лошадник прав! Не один Ориджин бился. Мы тоже сражались славно! Ну, и шаваны.
— Считают ли лорды Палаты данный вопрос достойным голосования? — осведомился секретарь.
Традиционное искусство секретаря Палаты состоит в том, чтобы не отступать от ритуальных формулировок, но при этом выразить отношение Короны к происходящему. Для этого нужно взаимопонимание между владыкой и секретарем, и некоторый артистизм последнего. Сейчас все было сказано с помощью крохотной паузы перед словом «голосования»:
— Считают ли лорды данный вопрос достойным… голосования?
Кажется, только западники с медведями упустили издевку. Они дружно вскинули синие флажки. Эрвин усмехнулся и тоже поднял свой.
— К вопросу одобрения Палатой действий герцога Ориджина присовокуплены аналогичные вопросы относительно Домов Рейс и Нортвуд.
— И Холливел! — крикнули с «западного» края.
— И Холливел, — добавил секретарь с согласия Минервы. — В виду наличия возражений со стороны Дома Литленд, голосование нельзя назначить на сегодня. Оно состоится по истечении четырехдневного срока.
Ганта Гроза покинул трибуну с видом победителя. Секретарь Эмбер тонко улыбнулся ему вслед. Западники так и не заметили нюанса: голосование о мятеже Эрвина состоится сегодня, и Палата, очевидно, единодушно одобрит мятеж. Но вопрос мятежей шаванов и Нортвуда пойдет отдельным голосованием, ничто не помешает лордам принять иное решение и осудить восстание Запада. Вероятно, именно так и поступит Палата: кроме Нортвудов и самих шаванов, никто не питает симпатии к дикарям. То-то обозлятся шаваны! Но ничего, им же на пользу: хотят заседать в Палате — пускай учатся хитростям.
Эмбер ударил серебряным прутиком по стеклянной сфере на своем столе. Раздался тонкий чистый звон, означавший: «Прошу внимания, милорды». Еще одна традиция, истоков которой Эрвин не знал.
— Ради мудрости Палаты, теперь слово дается его светлости герцогу Морису Лабелину.
Жирный Дельфин не без труда поднялся с места и прошествовал к центру зала.
Список всех вопросов, которые будут заявлены в Палате, раздается лордам в письменном виде накануне вечером. В гербовом листе, скрепленном печатью имперской канцелярии, приводится краткое изложение каждого вопроса, имя оратора, его позиция по данному вопросу. Там даже оставляются прочерки, чтобы представитель мог вписать собственные заметки, скажем: «Отказать, сославшись на седьмую заповедь», или «Противоречит Юлианину кодексу 22.4». Словом, обычно вопросы дневной повестки не являются сюрпризом. Единственное исключение — первый день заседания. Накануне не было никаких гербовых листов; все, что известно наперед, — краткие записи мелом на доске у входа. Если лорд хочет сделать свое выступление внезапным, он должен выступить первым днем. «Его светлость М. Э. Д. Лабелин об итогах войны» — значилось на доске. Так и быть, послушаем, что неожиданного скажет Дельфин об итогах. Пожалуй, станет просить обратно какие-то куски своих земель — может, Лабелин или Солтаун. Вероятно, предложит выкуп.
Эрвин успел прикинуть возможный размер выкупа за каждый город, пока герцог Южного Пути взобрался на трибуну, отдышался, отер лицо платочком. Он заговорил брюзгливым тоном человека, которого хитрый торгаш пытался обвесить на базаре:
— Лорды и леди, оно хорошо звучит — борьба против тирана. Для менестрелей самое то. А что было на деле? Герцог Ориджин вроде как бился с тираном — но забрал не его земли, а мои. Я никого не тиранил, а просто исполнил вассальную присягу — помните такую? «Клянусь служить щитом своего сюзерена». Я послужил — и лишился половины земель. Ну, словом… — он вздохнул, будто сильно устал от своей речи, — я требую возврата всех захваченных земель. Во имя справедливости. И ради здравого смысла тоже. Вряд ли кто из вас хочет завтра оказаться на моем месте.
Эрвин аж опешил.
— Возврат всех земель, милорд? Всех?!
— А вы ждали — деревушки на околице? Всех до акра, милорд.
Это звучало полным абсурдом. Палата никогда не проголосует за подобное. Если лорды примут решение вернуть земли Лабелину, а Эрвин откажется вернуть, то лордам, голосовавшим «за», придется поддержать свои голоса мечами! Проблема Лабелина станет общей, а всем гораздо легче живется, пока она касается лишь его. Очевидно, Палата отклонит требование Лабелина. Даже голосование не состоится — не наберется нужных четырех флажков. Это ясно всем, и Лабелину в том числе. Это настолько ясно, что Эрвин даже не готовил ответа на подобный выпад, но внезапно осознал, что вся Палата ждет его слова. Лорды не хотят вступаться за Дельфина — но хотят при этом чувствовать справедливость и, что важнее, безопасность. Вот тьма!
Снежный Граф Лиллидей пришел на помощь сюзерену. Поднявшись на вторую трибуну, он заговорил твердым голосом полководца:
— Милорды, герцог Лабелин, по-видимому, плохо знает феодальный кодекс Империи Полари. Не существует закона, запрещающего феодальные войны. Защитою лорду служит собственный меч, доблесть и преданность вассалов, а не буква закона. Святой долг лорда — оберегать свои земли и народ, не полагаясь на чью-либо помощь. Лорд наделен властью лишь до той поры, пока способен защищать свои владения. Если он утратил эту способность — каковы основания для его власти?
