Члены коллегии задали еще ряд уточняющих вопросов об одежде шута и об орудии убийства. Из ответов стало ясно, что шут был одет в дневное платье, но измятое так, будто спал, не снимая его. А орудием являлся боевой искровый кинжал, вероятно, снятый Менсоном с трупа одного из погибших гвардейцев.
Судейская коллегия удовлетворилась показаниями рыбаков. Председатель Кантор объявил:
— После двадцатиминутного перерыва советник получит возможность задать свидетелям свои вопросы, если таковые имеются.
Франциск-Илиан поглядел на часы — было шесть тридцать. До окончания работы Палаты оставалось полтора часа.
— Ваша честь, я прошу перенести свой опрос свидетелей на следующее заседание.
— Суд не видит поводов для этого, — отрезал Кантор.
Конечно, то было ложью. И председатель, и Франциск-Илиан отлично понимали ситуацию. В оставшееся время пророк начнет спешный, плохо подготовленный опрос, который будет прерван с окончанием заседания. Советник не успеет поймать свидетелей на лжи, но выдаст свою тактику, и к следующему заседанию свидетели будут готовы. Кроме того, судьи и лорды уйдут спать с уверенностью, что Менсон виновен, а советник беспомощен. В свое время Дед говорил Эрвину: «Если ответчик хочет жить, он должен сеять сомнения, в особенности — вечером. Когда судья засыпает в сомнениях, утром он ищет истину; когда судья засыпает с уверенностью — утром ищет бумагу, чтоб написать приговор».
— Ваша честь, показания свидетелей весьма обширны. Нужно время, чтобы обдумать их и подготовить вопросы. Я не принадлежу к тем людям, кто любит говорить, не подумав.
— Суд оставит вам возможность задать дополнительные вопросы, если они появятся до следующего заседания. Однако суд не видит причин терять впустую оставшееся сегодня время. Напоминаю советнику, что в зале находятся ее величество и высокие лорды. Их время дорого.
И, не дожидаясь реакции, председатель звякнул в колокольчик:
— Перерыв!
Франциск-Илиан немедленно подозвал секретарей и раздал приказы. Секретари умчались, а король-пророк стал шептаться с Менсоном. Ворон Короны пристальным недобрым взглядом следил за ними.
— Думается, милорд, — Мими повернулась к Эрвину, — сегодня приговор не вынесут.
Она по-прежнему сочувствовала шуту, и Эрвину пришлось ее расстроить:
— В этом нет ничего хорошего для Менсона. Судья Кантор сыграл это заседание как по нотам. Если б он поспешил, сегодня дошло бы до приговора, но среди судей не было бы единства — а решение должно быть единогласным. Кантор пожертвовал скоростью, зато сделал все, чтобы убить сомнения. Я слежу за судьями: еще в обед сомневались пятеро, сейчас остался один.
— То есть, уже все решено?..
Эрвин указал украдкой:
— Сомневается вон тот, самый молодой из членов коллегии. Вероятно, ему не станет духу перечить маститым старшим судьям. Они уйдут спать с уверенностью в вине Менсона. Следующее заседание будет пустой формальностью.
Мими долго молчала прежде, чем спросить:
— Почему вы сопереживаете Менсону, милорд? Потому, что он убил вашего врага?
Эрвин качнул головой:
— Если свора собак травит одинокого зверя — кто станет сочувствовать собакам?..
— Я вижу льва на стороне одинокого зверя. Думаю, собакам несдобровать.
Резкий звон колокольчика обозначил конец перерыва.
— Советник может приступить к опросу, — объявил судья Кантор.
— Советник еще не готов и просит об отсрочке.
— Суд не видит оснований для отсрочки. Ответчик должен приступить сейчас.
Франциск-Илиан заметил своего секретаря, бегущего через зал с бумагою в руке.
— Значит, нам ничего не остается, как подчиниться суду и начать опрос, — жестом, полным смирения, пророк сложил руки перед грудью. — Уважаемые свидетели, сейчас мой помощник даст вам один документ. Не прочтете ли вслух, что в нем написано?
— Виноваты, не умеем… Нет, никак не сможем.
— Тогда я прошу секретаря суда громко прочесть бумагу, а вы, уважаемые свидетели, слушайте внимательно.
Альберт Кантор насторожился:
— Советник, вам дано слово, чтобы вы вели опрос свидетелей, а не развлекали их чтением.
— Ваша честь, я задам вопрос сразу после чтения. Милорд Эмбер, прошу вас.
Секретарь суда взял документ у помощника шиммерийца и принялся читать. Его голос звучал ровно, но в зале нарастало волнение с каждою следующей фразой. Документ представлял собою смертный приговор, вынесенный верховным судом двум северным дворянам — герцогу Эрвину Ориджину и леди Минерве Стагфорт, действующей императрице.
— Что за черт! — раздался грубый возглас кого-то из Нортвудов. — Да эти судьи просто издеваются!
Палата загудела.
Воздев руки к небу, пророк призвал к порядку.
— Господа, прошу о тишине, ведь иначе свидетели не услышат моего вопроса. А вопрос таков: вы поняли смысл бумаги?
— Вроде, дась… — нестройно ответили рыбаки. Они выглядели изрядно ошеломленными.
— Перескажите своими словами, что там сказано.
— Ну, вроде… суд порешил казнить герцога Ориджина и… ее величество! Или мы не так поняли?..
— Боюсь, что вы поняли совершенно точно. А слышали вы, за какие преступления?
— Этот… мятеж против Короны… Но как такое может быть? Ее величество — она сама же и есть!.. Ну, в смысле, корону носит…
Франциск-Илиан развел руками.
— Вот и я не понимал, как можно судить и приговорить Минерву Стагфорт. Надеялся, что хоть вы поймете, и народная мудрость через ваши уста объяснит мне…
Альберт Кантор прервал его:
— Суд не допустит манипуляций со сторон советника. Еще одна попытка — и суд отстранит советника от участия в заседании. Сама владычица указывала вам на неприемлемость провокаций!
— Та самая владычица, которую вы приговорили к смерти? — уточнил пророк.
— Советник должен вести опрос свидетелей, а не использовать их в своих махинациях. Свидетели несведущи в законах, и не им оценивать деятельность суда. Советник, при всем уважении, суд начинает сомневаться в ваших знаниях законов!
Франциск-Илиан развел руками с легким поклоном.
— Вижу, простая народная речь противна ушам высокого суда. Что ж, я не погнушаюсь перейти на язык законников. — Пророк сменил тональность, заговорил суше и быстрее, речитативом: — Постановление верховного суда Империи Полари принято десятого декабря минувшего года. Слушание проходило за закрытыми дверями и заочно, в отсутствие обвиняемых. Ответчиками являлись Минерва Джемма Алессандра, леди Стагфорт, и Эрвин София Джессика, герцог Ориджин. Ни одна, ни второй не приглашены на заседание — несмотря на то, что герцог находился в тот день в столице, во дворце Пера и Меча. Более того, ни леди Стагфорт, ни герцог Ориджин даже не поставлены в известность об обвинениях в свой адрес. Тем самым грубо нарушены и заповеди Праматери Юмин, и кодекс Юлианы Великой, раздел о судочинстве, глава о правах ответчика.
