Судья Кантор попытался вмешаться, но не смог. Новая сухая скороговорка пророка имела особое свойство: ее нельзя было прервать, как нельзя отвлечь священника посреди молитвы.
— Доказательства в отношении леди Стагфорт сводятся к косвенному подозрению, в дело не включена ни одна прямая улика. Истцом выступает Корона в лице владыки Адриана, но владыка Адриан не поставлен в известность об этом. Представителем истца — обвинителем — выступает майор протекции Бэкфилд, однако его полномочия не подтверждены никаким документом за подписью владыки. Нарушены тезисы Юлианиного кодекса о роли и правах обвинителя, а также первая аксиома Праматери Юмин: любые сомнения должны трактоваться в пользу обвиняемого. Налицо вопиющий судейский произвол.
Пророк перевел дух, и лишь теперь судье Кантору выпала возможность ответить:
— Упомянутое вами решение отменено двенадцатого апреля сего года, после пересмотра дела.
— Но сперва оно было принято с нарушением всех норм судопроизводства. Коллегия злоупотребила судебной властью в угоду политическим силам.
— Я требую уважения к суду, господин советник. Вы не можете приводить отмененное решение как доказательство чего-либо. Двенадцатого апреля данное решение утратило всякую юридическую силу.
Франциск-Илиан отвернулся от Кантора и отвесил поклон, глядя в лицо владычице. Его голос стал прежним — спокойным, неторопливым, внушительным:
— Ваше величество Минерва, я прошу вас защитить справедливость. Вы имеете власть поставить в Палате вопрос о переизбрании верховного суда. Во имя истины и закона, воспользуйтесь ею.
Минерва никак не могла ждать, что вторично за день шиммериец поставит ее перед нелегким выбором. Она замешкалась, глянула на Бекку в поисках поддержки. Конечно, ни лошадница, ни кто-либо другой не мог помочь ей: дать совет владычице на глазах у всей Палаты — значит, сокрушить ее авторитет. Императрица должна решать сама.
— Ваша честь, — сказала Минерва, — желаете ли вы ответить на слова советника?
Председатель Кантор медленно поднялся на ноги. Теперь стало заметно, насколько он стар и подточен болезнями. Однако в голосе звучала несгибаемая вера в свою правоту:
— Ваше величество, прошу вас ясно увидеть происходящее. Громкими словами об истине и справедливости советник пытается затуманить суть, а она проста. Согласно Юлианину закону — раздел о судочинстве, глава о верховном суде — ни Палата, ни ваше величество не имеют права распустить верховный суд прямо в ходе слушания. Удовлетворив пожелание советника, вы сами будете дискредитированы, как и новые назначенные вами судьи. Советник сможет заявить недоверие им тоже, а затем и следующим — и бесконечно оттягивать смертный приговор. Ваше величество, не становитесь жертвой его происков. Если по окончании процесса вы выкажете недовольство моею работой, я немедленно подам в отставку. Но до тех пор позвольте суду действовать.
Минерва тяжело вздохнула. Прав был злобный старик Кантор, а не обаятельный пророк: и закон, и данное Минервой слово чести, и преемственность янмэйской власти, воплощенной в верховном суде, не позволяют владычице распустить коллегию. Смириться с этим составом суда — меньшее зло, чем заменить его.
— Корона отклоняет ходатайство обвиняемого, — сухо сказала Мими.
— Благодарю, ваше величество, — Кантор с поклоном сел на место.
Что любопытно: умное лицо пророка озарилось улыбкой.
— Благодарю, ваше величество, — сказал южный король и, садясь, бросил беглый взгляд куда-то вверх, на зрительский балкон.
Кантор выпил воды, восстановил спокойствие и посмотрел на пророка:
— Советник обвиняемого готов, наконец, начать опрос свидетелей?
— Да, ваша честь. Мой первый вопрос…
Здесь возникла небольшая заминка. Альмерские рыбаки на свидетельской скамье были полностью ошарашены недавней перепалкой. Толком не поняв аргументы сторон, они уловили главное: владычицу попросили распустить верховный суд, а она отказала. То бишь, минуту назад у них на глазах вот этих важных судей чуть не прогнали со двора, как нерадивых слуг! Рыбаки просто не могли оставить коллизию без своего толкования и принялись так оживленно шушукаться, что прослушали первый вопрос Франциск-Илиана. Но барон Бонеган, поручившийся за рыбаков, зычно рявкнул:
— Эй, лапти, отвечайте, когда спрашивают! А не спрашивают — молчите.
Свидетели присмирели, и Франциск-Илиан повторил в тишине:
— Мой первый вопрос таков: вы рыбачили в проруби?
— Нет, господин, какая такая прорубь? Ледостава еще не было.
— Говорят, что Ханай в те дни уже замерз, северные полки хотели перейти его по льду.
— Так то Ханай, господин, а это — Бэк. У нас в Альмере потеплее будет.
— Значит, вы твердо помните, что льда на Бэке еще не было?
— Как есть, господин. Никакого льда. Рубать не надо, закидывай удочку да лови.
Кантор брюзгливо вмешался:
— Суд не рекомендует советнику тратить время на бесполезные вопросы.
— Лишь богам наперед ведомо, что пойдет на пользу, а что во вред. Порою еще пророки могут заглянуть в туман грядущего… Но я приму добрый совет вашей чести и перейду к более насущному вопросу. Уважаемые свидетели, вы видели, что человек в шутовском колпаке появился из вагона?
— Как есть! Откуда ж ему еще появиться? Разве с неба упал.
— И вы утверждаете, что у него на голове имелся шутовской колпак?
— Самый заправдешний, как щас!
— Вы полагаете, что при падении поезда с моста его колпак не слетел с головы?
— Чегось?..
— Лорд Менсон, друг мой, встряхните головой.
Шут резко дернулся. Колпак звякнул и сполз на лоб.
— Как видите, при резких движениях сей головной убор теряет равновесие. Что же произойдет, если в нем упасть с моста?
— Эээ…
— При падении с моста колпак слетит с головы?
— Ну, этоть…
Ворон Короны вмешался:
— Ваше величество задает абстрактные вопросы. Даже если колпак слетел с головы, свидетели этого не видели, а потому не обязаны отвечать.
— Вот, дась! — закивали рыбаки.
Пророк спокойно продолжил:
— Если б вас спросили, может ли человек упасть с моста так, чтобы колпак остался на голове, — что бы вы ответили?
— Кажись, нет… — согласились свидетели.
— Как вы объясните то, что в момент убийства вы все же видели колпак на голове того человека?
— Ну, надел обратно.
— А кроме того, нашел и подобрал искровый нож?
— Ну, как есть.
— Стало быть, в первые минуты после крушения поезда тот человек совершил два действия: нашел искровый кинжал, чтобы вооружиться, и нашел свой колпак, чтобы снова надеть на голову. В первом действии имеется смысл, если он действительно замышлял убийство. Во втором деянии смысла нет никакого.
