— Это почему же? — удивился Ларсен. — Есть смысла. Он же шут — должон быть в колпаке. Вот и надел.
— Лорд Менсон, пошевелите головой слегка.
От слабого движения бубенцы на колпаке издали мелодичный звон.
— Лишь боги и пророки посвящены в тайны грядущего… Но не нужно быть ни богом, ни пророком, чтобы предсказать: если позвенеть бубенцами за спиной человека, то он обернется. Если берешь в руки нож, замышляя ударить жертве в спину, неужели напялишь на голову гроздь колокольцев?
— Эээ…
Рыбаки сконфужено переглянулись, затем уставились на барона, ища в нем поддержки. Затем подняли виноватые глаза к Минерве.
— Ваше величество, мы не знаем… Колпак-то был, а зачем — мы и не думали…
— Обязанность свидетеля — не трактовать, а лишь излагать увиденное, — отметил судья Кантор.
— Я готов помочь с трактовкой, — благосклонно кивнул пророк. — Я вижу два объяснения колпака на голове убийцы. Первое: убийца не был лордом Менсоном, но присвоил и надел шутовской колпак, чтобы выдать себя за него. Второе: данные свидетели не видели ни лорда Менсона, ни кого-либо другого в шутовском колпаке, а просто его измыслили.
За судейским столом поднялся ропот, барон Бонеган вскричал что-то о своей чести, но все перекрыл уверенный голос Марка:
— Я вижу также третье объяснение, ваше величество. Если позволите, изложу его. Лорд Менсон мог надеть шутовской колпак с тою же целью, с какою носит его сейчас, в суде. Он готовился послать на Звезду своего единственного родича, к тому же — владыку. Это черное намерение вызывало бурю чувств в душе Менсона. Колпак на голове помог ему справиться с собою и обрести хладнокровие. Это — привычная, родная вещь, дающая уверенность. Так многие солдаты берут на войну мамин платок, горсть родной земли и прядь волос любимой.
Кое-где в зале раздались аплодисменты — столь метким было объяснение Марка. Рыбаки радостно закивали:
— Вот голова! Так все и было, а мы не поняли!
Франциск-Илиан после минутной паузы возобновил допрос:
— Тем не менее, вы не узнали лорда Менсона в лицо, а лишь пересказали его приметы графу Эрроубэку, и уже тот по приметам назвал имя Менсона?
— Ага, тут чистая правда.
— Стало быть, ваше опознание является косвенным.
— Кось… каким, говорите? Недослышали…
— Косвенным — то есть, опосредованным. Вы видели убийцу, но не узнали в нем лорда Менсона, а граф Эрроубэк узнал, но не видел.
— Агась.
— Прошу внести это в протокол.
— В протокол вносится все, сказанное в зале. Из протокола удаляется лишь то, что суд приказывает вычеркнуть, — сухо пояснил судья Кантор. — Ваши вопросы исчерпаны, господин советник?
Пророк улыбнулся как-то печально:
— Знали бы вы, как я жажду дожить до времени, когда все мои вопросы исчерпаются… Перейдем к опознанию владыки Адриана. Как я понимаю, уважаемые свидетели, его вы твердо узнали сразу?
— Еще как! Такого богатыря, как владыка, поди поищи!
— Прежде вы видели его на портрете в деревенской церкви?
— Агась.
— Портрет, как и подобает, размещался в притворе над дверями, лицом к алтарю?
— Чистая правда! Прямиком на алтарь глядел.
— Как был изображен владыка?
— Ну, владыка как есть: стоит во весь рост, плечи во всю ширь, смотрит орлом.
— Во что одет?
— В военный мундир — блестит весь, да еще при шпаге. Красавец был!
— Можете встать так, как стоял Адриан на том портрете?
Свидетели сильно оробели и решились исполнить просьбу, лишь когда сама Минерва присоединилась к пророку. Из рыбаков выделился Борода, как самый высокий и статный. Вышел на открытое место, расправил плечи, задрал подбородок, а правую руку упер в поясницу, возле эфеса воображаемой шпаги. Приняв эту позу, Борода сделался выше и значительней, все взгляды устремились на него, повергнув бедного мужика в краснощекое смущение.
— Благодарю вас, можете сесть, — сказал пророк. — Теперь скажите, с какого расстояния вы видели владыку? Он стоял на крыше вагона, который, в свою очередь, лежал на других вагонах, а те были ярдах в десяти-двадцати от берега — верно?
Мужики прикинули дистанцию, щурясь и шевеля губами, и один за другим согласились.
— Значит, вы видели владыку так, как если бы он стоял вон там?
Пророк указал на зрительский балкон, заполненный людом.
— Агась, точно так.
— На балконе находится мой помощник. Сейчас он покажет вам несколько портретов вельмож. Полагаю, вам не составит труда понять, который из них — владыка Адриан.
— Запросто! Пущай покажет!
Зал встрепенулся, когда секретарь Франциск-Илиана протолкался сквозь толпу на балконе и поставил у перил массивную стопку картин.
— Барон Бонеган, — сказал пророк, — вы ручались за показания этих мужиков, и теперь испытаете соблазн подсказать им. Потому я требую, чтобы вы отвернулись и не смотрели на портреты.
— При всем уважении, ваше величество, вы мне не сюзерен.
— Тогда я этого требую, — вмешалась Минерва.
Барон повернулся к балкону спиной. Шиммерийский секретарь поднял над перилами первую картину. Она изображала лысеющего министра в камзоле.
— Нет, и близко не похож! — вскричали разом мужики.
— Благодарю, — сказал пророк. — Прошу следующую.
На новом портрете оказался молодой янмэец, сидящий за столом и задумчиво кусающий кончик пера.
— Не он, — отмахнулся Борода. Другие рыбаки тоже занекали.
— Благодарю. Следующую картину.
Вот теперь на портрете был статный дворянин в парадном мундире, с рукою на шпаге. Ларсен и Борода тут же закивали, но Джейкоб и Смит усомнились:
— Бороденки нет… у владыки была, а тут только усы.
Ларсен отказался от своего слова, Борода упорно повторил: «Он» — возможно, просто потому, что стеснялся поменять мнение.
Четвертый, пятый и шестой портреты также изображали дворян в мундирах. Конечно, все они держали руки на шпагах, гордо задирали подбородки и стреляли орлиными взглядами в горизонт — ибо таков был канон парадного военного портрета. Мнения рыбаков разделились. Ларсен и Смит высказались за четвертую картину, но Ларсен потом сменил мнение в пользу пятой, вызвав в зале смешки. Джейкоб же все отнекивался, чуя подвох, а на шестом портрете спросил:
— Этот последний?
— Последний, — кивнул пророк.
— Тогда он! Он — владыка!
— Благодарю вас, — сказал Франциск-Илиан и с поклоном развел руками.
