Никаких комментариев не требовалось. Над залом повисла тревожная тишина.
— Внесите в протокол, — выдавил судья Кантор, — ни один свидетель не опознал владыку Адриана.
— Что?.. Как?.. — рыбаки выпучили глаза. — Мы ж того! Мы видели!..
— Вы видели мундир, который затмил остальное. Владыка Адриан был на втором портрете — сидящий с пером в руке. А четверо в мундирах — просто имперские генералы.
— Но мы же… Мы видели… — промямлил Ларсен, бледнея на глазах.
— Дурачье! — взревел Бонеган. — Я вам покажу, слепые кроты!
— Требую порядка в зале! Советник имеет еще вопросы?
— Конечно, ваша честь. Однако наступает восьмой час. Я охотно отложу остальные вопросы, чтобы более не утомлять ее величество. Сегодня мы оканчиваем на следующем выводе: некто в шутовском колпаке ударил ножом кое-кого в генеральском мундире. Только это достоверно следует из показаний рыбаков, и ничего более.
Едва заседание окончилось, Мими обернулась к Эрвину, сияя от радости:
— Хочу праздничного кофе с праздничным пирожным! Я знала, что Менсон невиновен! Начала суд, чтобы очистить его имя, — и это случилось!
Строго говоря, оправдание Менсона сулило Эрвину гораздо больше проблем, чем казнь. Но такова была сила судебной драмы, что Эрвин проникся состраданием к главному герою и теперь радовался вместе с Мими.
— До оправдания еще далеко, ваше величество. Но пророк разбил фундамент обвинения — без этих свидетелей оно недолго выстоит.
— Скажите, что я была права, устроив суд в Палате! Ведь права же, да?
Ворон Короны возник подле Эрвина:
— Милорд, нужно сказать пару слов наедине.
— Прошу простить, ваше величество.
Поклонившись Минерве, он пошел вслед за Марком. Выбрав уединенное место подальше от глаз и ушей, Ворон сказал:
— Милорд, у нас имеется затруднение.
— Никакого затруднения, Марк. Я приказывал добиться справедливости — и вы это сделали. Дали Менсону шанс, он его использовал — теперь мы знаем, что он невиновен.
— Вы были правы с самого начала, а сейчас — ошибаетесь. Это Менсон убил Адриана. Теперь я не питаю ни капли сомнений.
— Как вы сделали такой вывод?
— Пока все слушали альмерских дурачков, я следил за Менсоном. Он выдал себя с головой. Если он не убивал, то, значит, рыбаки лгут. Почему он не закричал: «Вы лжете, сучьи дети»?
— Ну, порядок в суде…
— Менсону чхать на порядок! А он не только не закричал — не выронил даже шепотом. Молчал, как рыба, и хлопал глазами. Дважды отводил взгляд: когда рыбаки сказали про удар в спину, и когда я — про колпак. Он был там, в колпаке, с ножом, он заколол Адриана!
— Но рыбаки не опознали владыку…
— Хитрюга шиммериец запутал их. А они правы во всем! Они же опознали генеральский мундир! В том чертовом поезде был лишь один генеральский мундир — на владыке! Старший из гвардейцев носил чин капитана.
Эрвин встряхнул головой.
— То есть, на следующем заседании вы намерены…
— Милорд, прошу вашего решения. Я не намерен больше сдерживать себя. Менсон — подлый убийца, я хочу затянуть петлю на его мерзкой шее. Но он убил вашего врага. Возможно, спас вас от поражения. Милорд, что вы скажете, если я уничтожу его?
— Как и прежде, Марк, я хочу справедливости. В той войне я одержал семь побед — а мог одержать восемь. Чего я желал Адриану — так это суда и смерти на плахе, а не от рук паяца-безумца. Если Менсон виновен — расправьтесь с ним.
Ворон Короны потер ладони:
— Можете рассчитывать на меня, милорд.
— Однако не мешайте ему говорить. Он и его свидетели должны иметь полную свободу действий.
Меч — 4
15—20 мая 1775г. от Сошествия
Уэймар
В большинстве городов рынки работают раз в неделю — по субботам или воскресеньям, зависимо от местных порядков. Крестьяне и ремесленники, привозящие на рынок свой товар, не могут тратить на торговлю больше дня в неделю.
Уэймар — портовый город, и здесь дело обстоит иначе. Суда швартуются каждый день, прилавки не пустеют никогда, взамен проданного товара тут же поступает новый. И стоят за прилавками здесь не ремесленники да крестьяне, а опытные торгаши. Одним из которых понемногу становился Джоакин Ив Ханна.
Он работал на пару с Луизой уже почти неделю. Теперь он помнил цены большинства товаров, знал главные достоинства каждого, умел выставить их напоказ. Джо не опускался до вранья, но уже и не отпугивал покупателей излишней честностью. Говорил:
— Товар перед вами. Смотрите сами, чего он стоит.
Если пытались торговаться, он отвечал:
— Спорить не люблю. Возьмете пару — немного скину. А один товар не стоит торга.
Если спрашивали его мнения или совета, говорил коротко, в двух словах выражая главное свойство:
— Надежная вещь, послужит.
Или:
— Дешевая штука.
Или:
— Красивая. Берите.
Он нравился покупателям. Немногословная речь и открытое широкое лицо, и трехпалая ладонь выдавали честного солдата. Джо отличался от ушлых торговцев, занимающих большинство прилавков, и люди верили ему. Даже те, кто поносил его в первый день, теперь говорили добродушно:
— Да уж, тогда ты дал маху.
Он отвечал:
— Виноват. Я учусь.
И действительно учился. Луиза часто хвалила его, сам же он осознал успех, когда одна барышня решила купить стеклянный кувшин — тот, с трещиной. Дамочка имела зоркий глаз, быстро заметила изъян и принялась торговаться:
— Что? Четыре глории?! Да он не стоит и одной, с такой-то дырищей! Сюда не то что вина — горох не насыплешь, весь выкатится!
Джо спокойно отнял кувшин и наполнил водой. Ни капля не вытекла сквозь царапину.
— Все равно, — бросила дамочка, — он некрасивый. Дам глорию и заберу. Больше никто не даст.
Джо ответил:
— Вы в Уэймаре, сударыня. Тут нет искры. Без искры такой не сделаешь. За четыре монеты получите единственный кувшин в городе.
— Три, — сказала дамочка.
Он молча смотрел на нее.
— Три с половиной!
— Четыре.
— Возьму в довесок пару ложечек.
— Ладно.
Это как дипломатия, — думал он, заворачивая кувшин в тряпицу. Или как проповедь. Нужно мастерство, чтобы отстаивать свое. Не так-то оно просто. Джо ощутил нечто вроде гордости и в первый миг устыдился этого чувства. Но потом позволил себе гордиться: лучше мастерски торговать, чем мастерски убивать людей.
