— Позвольте, я помогу вам, — Мими подошла к столику, повергнув Бороду в трепет. — Укажите, который из ножей — Вечный Эфес, и я сама отложу его.
Рыбак не смог указать, ибо держал руки за спиной и не смел их выпростать. Тогда Мими стала по очереди касаться разных ножей:
— Это Эфес? Или это? Или это?
Борода испуганно кивнул, Минерва отложила нож в сторону — то действительно был Вечный Эфес.
— А гвардейский искровый нож — этот? Или этот? Или…
— Вот ентот, ваше величество.
Она отложила и его.
— Благодарю, вы можете идти.
Чтобы уйти восвояси, Бороде пришлось бы повернуться спиной к Минерве, а этого он не мог. Рыбак стал осторожно пятиться, при каждом шаге отбивая поклон. Врезался задом в ширму, чуть не опрокинул ее, почти грохнулся сам, но был в последний миг пойман Шаттэрхендом и отправлен на скамью свидетелей.
— Кажись, сдюжил… — выдохнул он и бессильно ляпнулся на место возле товарищей.
За ним последовали Ларсен, Смит и Джейкоб. Видя на примере Бороды, что вполне возможно зайти за ширму и вернуться живым, они робели чуть меньше. Правда, Ларсен уронил искровый кинжал себе на ногу, а Смит забыл, что надо делать, и принялся молиться. Но с помощью Минервы все недоразумения уладились и опознание было произведено. Трое рыбаков (за вычетом Джейкоба) верно указали искровый кинжал гвардейского образца, и все четверо безошибочно признали Вечный Эфес Династии.
— Премного благодарю за помощь, ваше величество! — Провозгласил Марк. — Не поможете ли мне также подвести итог данного опыта?
— С великим удовольствием! — Просияла Мими. — Обожаю подводить итоги.
— Считаете ли вы опознание успешно состоявшимся?
— Конечно, сударь. Лишь один свидетель ошибся только в одном ноже, да и то лишь потому, что я его отвлекала своим присутствием.
— По-вашему, что следует из данного успешного опознания?
— Мы убедились, что рыбаки говорят правду на счет оружия. Они действительно видели Вечный Эфес на поясе Адриана и искровый кинжал — в руках Менсона.
— При всем уважении, ваше величество, — вмешался Франциск-Илиан, — они видели Эфес на чьем-то поясе и искровый нож у кого-то в руке. Не доказано, что действующими лицами были Адриан и Менсон.
Мало кто в зале видел, как в этот миг Ворон Короны подмигнул Минерве, передав ей слово. Владычица сказала, своею персоной усилив весомость аргумента:
— Боюсь, ваше величество, что теперь это доказано. Пускай рыбаки затруднились узнать Адриана в лицо, но они видели человека в генеральском мундире и с Вечным Эфесом на поясе. Кто это мог быть, кроме Адриана? Если бы Адриан погиб при крушении, а некто снял с него мундир и Эфес и надел на себя — как он успел бы за считанные минуты после катастрофы?
Франциск-Илиан приподнял бровь:
— Питает ли ваше величество столь же твердую уверенность в личности убийцы? Считаете ли вы, что именно лорд Менсон был на крыше вагона?
— Боюсь, что да. Там был человек в шутовской одежде и с искровым кинжалом в руке. Существует объяснение, зачем шуту брать оружие гвардейца: чтобы убить владыку. Но я не вижу объяснения, зачем гвардейцу наряжаться шутом! И даже если причина найдется — снова-таки сработает время. За несколько минут никак не успеть поменяться одеждой — особенно с человеком, который противится этому.
Франциск-Илиан не сводил с Мими острого, испытующего взгляда:
— И ваше величество знает причину, по которой лорд Менсон убил владыку?
— Нет, ваше величество. А разве я должна? Обязанность суда и следствия — установить все факты. Я лишь сделала логический вывод.
— Вы лишь назвали дворянина убийцей. Слово правителя имеет особый вес. Только что вы заклеймили лорда Менсона, поставили на нем печать, которую не смоет даже оправдание в суде. Сама императрица считает его злодеем — кто же он тогда, как не злодей?
Мими замялась, и председатель вскричал, спасая ее:
— Советник не смеет допрашивать императрицу!
— Обвинитель задал ее величеству несколько вопросов, со всею очевидностью взывая к ее авторитету. Теперь я имею аналогичное право. Итак, ваше величество готовы от своего имени, со всем весом своего слова назвать лорда Менсона убийцей? Поставите ли свою честь на это?
— Я ручаюсь за свои выводы.
— Выводы — абстракция, ваше величество. Перед вами стоит живой человек. Вы уверены, что он совершил убийство? Зачем он это сделал?
Пауза тянулась слишком долго. Когда молчание стало почти уже неприличным, Мими выдавила:
— Свидетели говорили о… его нездоровой страсти… к мужчинам.
В наступившую тишь ворвался окрик Менсона:
— Эх, кицка! Как же мало ума! Совсем ничего!
Мими залилась краской, а Ворон Короны громко хлопнул в ладоши:
— Внесите эту реплику в протокол, как и мою. Обвиняемый оскорбляет действующую владычицу Полари, как прежде — покойного владыку Телуриана. Очевидно, уважение к Короне никоим образом не ограничивает его слова и действия.
— Ты на что намекаешь, Ворон? — рявкнул Менсон. — Думаешь, я мог бы убить Минерву?
— Вы смеялись над братом. Вы убили бы брата, если б вам не помешали. Теперь смеетесь над Минервой. Вывод напрашивается, не так ли?
— Вывод тот, что ты — болван! Минерва — хорррошая! Адриан был хоррроший!
— А владыка Телуриан?
— Напыщенный зануда! Случайно родился первым, боги ошиблись!
— Ошиблись ли боги, когда наделили властью Минерву?
— Я не о том! Ты все выкррручиваешь!
— За вами замечено две привычки: смеяться над императорами, убивать императоров. Если б вы с Минервою оказались вдвоем на крыше вагона, и в вашей руке был бы нож, — что бы вы сделали?
— Она хорррошая, ее не за что!
— Она виновна в том же, в чем и Телуриан, и Адриан: заняла трон, который вы желали себе. Так объясните ваш критерий, лорд Менсон: какой владыка заслуживает жизни, а какой — смерти? По какому принципу выбираете? Зануд — на Звезду. Мужчин — на Звезду. А девушек? А девушек с чувством юмора?
Резкий звон прервал атаку Ворона.
— Суд призывает обвинителя к порядку. Допрос обвиняемого в данный момент не предусмотрен.
— Виноват, ваша честь, — Марк с улыбкой поклонился. — Я счел нужным защитить ее величество от насмешек обвиняемого.
— Суд учтет крамольный выпад обвиняемого при вынесении вердикта. Сейчас суд требует прекратить перепалку.
— Всенепременно, — кивнул Ворон и подал руку Минерве, чтобы помочь ей сойти со сцены.
Менсон сидел красный, как рак. Франциск-Илиан что-то шепнул ему — возможно, пытаясь успокоить. Шут зло оттолкнул пророка.
