Рыжий оглянулся с победным видом, призывая всех восхититься. Пророк уважительно кивнул:
— Весьма докладное и логичное объяснение, благодарствую. Вот только меня терзает одна загадка: отчего тело владыки проделало вдвое больший путь, чем тела остальных несчастных? Полагаете, речное течение оказало императору посмертную честь и понесло его с удвоенной скоростью?
Рыжий сконфузился, но не замедлил с ответом:
— Кайр Лид давал целых два объяснения, ваше величество.
— Верно. Ни одно из них не согласуется с вашими словами. Вы говорите: с такою травмой головы владыка не мог стоять на ногах. Значит, не мог и плыть, и, стало быть, не греб вниз по реке, спасаясь от опасности. Вы говорите: владыка ударился о дно или был накрыт сверху тяжелым фрагментом вагона. Значит, он оказался под обломками, а не сверху на них, и не мог уплыть дальше, зацепившись за кусок древесины. Чем же объяснить странное перемещение тела на две мили?
Рыжий замялся:
— Виноват, ваше величество…
— Я имею одну догадку. Скажите, согласны ли вы с нею. Что, если некто живой вытащил тело владыки на берег, перенес на две мили ниже по реке и бросил в залив?
Рыжий задумался, потирая переносицу.
— Ммм… ваше величество, боюсь, так не могло быть. Тело изрядно повреждено рыбами. Если бы его несли по берегу, этого бы не случилось.
— Быть может, рыбы попортили тело, когда оно уже находилось в заливе?
— Оно вмерзло в лед посреди залива, а значит, оказалось в заливе как раз перед ледоставом. Рыбы не имели времени повредить тело.
Подумав, Рыжий добавил:
— И я не вижу ни единой причины кому-либо делать такое. Это отсрочит момент находки тела — а зачем кому-то подобная отсрочка? Янмэйцы хотели скорее короновать новую владычицу, агатовцы — отпраздновать победу. Задержка никому не была на руку.
— Свидетель, вы не лорд, и не вам разбираться в политике! — приструнил Рыжего судья Кантор.
Эрвин подал голос:
— Я разбираюсь в политике, ваша честь, и подтверждаю слова свидетеля. Всем сторонам хотелось скорейшей определенности, а не тумана и проволочек.
Франциск-Илиан огладил бороду и сказал с легкою ноткой лукавства:
— Коль эта версия отброшена, я предложу еще одну. Уважаемый свидетель, скажите, возможно ли следующее. Получив искровый удар, владыка не умер. Он пережил и падение в воду, и сумел выбраться на берег. По неким, известным ему причинам владыка не захотел обращаться к графу Эрроубэку и двинулся не в сторону замка, а в противоположную — на юг, вниз по реке. Названные две мили владыка проделал сам, своими ногами! Затем неизвестный убийца настиг его и нанес смертельный удар по голове. Чтобы замаскировать свое деяние, убийца бросил тело в воду. Оно затонуло, но спустя несколько дней — как раз перед ледоставом — распухло и всплыло, и вмерзло в лед, где позже и было найдено.
Зал накрыла тишина.
— Второй убийца?.. — шепотом выдохнула Минерва, но была услышана.
— Этот ключ подходит ко всем загадкам, не правда ли?
Рыжий покосился на Эрвина. Тот знаком разрешил говорить. Рыжий осторожно подал голос:
— Ваше величество… и ваше величество… состояние тела не противоречит такой версии. Удар искрой ниже поясницы вполне можно пережить. Вот только… владыка найден в том же мундире, в котором упал в воду. Зачем ему идти две мили в мокрой одежде и нещадно мерзнуть? Отчего было не поискать укрытия или огня?
— Второй убийца дает ответ и на это. Если, положим, владыка знал, что за ним гонится асассин, то не мог терять времени на поиски сухой одежды
— Ммм… да, ваше величество… наверное, ваше величество.
Франциск-Илиан окинул взглядом судей, обвинителя, свидетелей, Минерву.
— Кто-либо в этом зале видит доводы против моей гипотезы? Кто-либо может доказать, что владыка погиб от искры, а не вышел на берег живым и уже там был убит ударом по голове?
Ответом послужило молчание.
Пророк поднялся и отвесил судьям сдержанный поклон:
— Прошу освободить ответчика за отсутствием состава преступления.
Менсон, доселе занятый бумажной жабкой и содержимым собственного носа, теперь уважительно глянул на советника:
— Ай, хорош!
Пророк хлопнул его по плечу:
— С меня полсотни золотых, друг мой. Пойдем отсюда.
И оба поднялись с очевидным намерением — покинуть зал.
— Обвинение еще не снято! — вскричал Кантор. — Ответчику — оставаться на месте!
— По заветам Юмин, сомнения трактуются в пользу обвиняемого. Факт убийства искровым кинжалом невозможно доказать. Нам с лордом Менсоном нечего здесь делать.
— Ваш второй убийца — тот же самый Менсон! Он ударил кинжалом, а потом, на берегу, добил камнем!
— Ваша честь не может доказать этого. Никто не видел, как Менсон вышел на берег.
— А вы не можете доказать, что второй убийца вообще существовал!
— Милейший, я и не должен. Дело обвинителя — доказывать, наше — сеять сомнения. И уж в сомнениях, поверьте, меня никто не превзойдет.
С высоко поднятыми головами Франциск-Илиан и Менсон двинулись в зал. Леди Ребекка рассмеялась. Принц Гектор выругался таким громким шепотом, что слышала половина Палаты. Мими заерзала на месте, не в силах, кажется, понять, что же происходит.
Ворон Короны откашлялся. Внимания не привлек — откашлялся снова, громче. Когда и это не возымело действия, он жутко гортанно закаркал:
— Каррр! Каррр! Воррроны кружат над лорррдом Менсоном! Чуют погибель скорррую!
Все уставились на него:
— Как прикажете понимать, сударь?!
— Его величество советник желает превратить слушание в балаган. Я иду навстречу пожеланию столь знатного гостя. Карррр! Пррредательство осталось! Смеррртоубийство снято, но предательство стрррашнее! Смерррть Менсону, смееерррть!
— Порядок в зале! — Яростно вскричал председатель. — Обвиняемый и советник — вернитесь на место. Обвинитель — извольте говорить человеческим голосом!
— Как прикажете, ваша честь, — мигом успокоился Марк. — Удар ножом, нанесенный собственному сеньору, означает вассальную измену тяжкой степени. Кодекс Ольгарда Основателя, регулирующий вопросы феодальной чести, предусматривает лишь одно наказание за такую измену: смертную казнь. Даже если суд признает лорда Менсона невиновным в убийстве, истец все равно будет настаивать на высшей степени наказания — за феодальную измену.
Не теряя спокойствия, Франциск-Илиан уточнил:
— Стало быть, истец отказывается от первого обвинения — убийства, — и оставляет только второе — измену?
— Право выносить вердикты принадлежит суду, а не истцу, — ответил Марк. — Истец лишь указывает на преждевременность радостных чувств в душе ответчика. Впрочем, если ответчику милее умереть за измену, а не за убийство, то можно понять его радость.
