— Так точно, милорд.
— А вас, Хайдер, спрашиваю о другом. Сами эти рыбаки — они-то хорошо помнят свои показания?
— Виноват, милорд?
— Они, значит, ловили рыбу… А успели кого-нибудь поймать перед крушением? Кого — щучку или сомика? Вот такого или вооот такееенного? А какую выпивку с собой взяли — косушку аль винцо? А жены им что сказали: «Снова пьяный вернешься» или «Кормилец мой любимый»? А когда поезд грохнулся — кто из них сотворил спираль, кто ругнулся, кто убежал со страху? Кто в замок пошел за помощью? Кого встретил, явившись? Какими в точности словами изложил трагедию?.. Понимаете, кайр, о чем я?
Хайдер кивнул с глубочайшим пониманием.
— Милорд, я себе месяц кусал локти за то, что не попал с вами во дворец, а потом война кончилась. Мечтал, чтобы нашлось у вас для меня достойное задание… а тут Бэк! Будьте уверены: я все сделал на славу. Каждого чертова рыбака мы допрашивали в три захода. День протрясли — взялись за других. Потом вернулись к этому, сверили показания, еще потрясли, еще вопросов добавили. И снова к другим, и по третьему кругу. Все они складно говорят, все сходится. Кто во что одет, кто кого поймал, кто как закричал, кто побежал, где споткнулся — все накрепко сковано и склепано.
— Вы применяли воздействия?
— Ограничено: не болью, а только страхом. Ваш приказ, милорд: никого не мучить.
— И как они держались?
— Молодцом.
— То есть, не дрогнули? На допросе у кайров?! Может, это не рыбаки вовсе?
— Нет, милорд, еще как дрогнули. Слезами умывались, на коленях умоляли, про детишек рассказывали. Потом женки приходили клянчить, приносили малюток… Все было правильно, милорд: так и вели себя, как должен рыбак перед кайром. И излагали ровно то, что в отчете. Делали спиральки, клялись: «Святой Глорией Заступницей, правду говорим! Только не убивайте!..»
— Полагаете, судье они то же самое скажут?
— Так точно, милорд.
— А как они узнали Адриана? Ведь прежде не видели!
— На нем был эфес и дорогое платье. Мы сверили их описания с одежей на трупе — сошлось. К тому же, у них в церквушке портрет владыки есть. Мы проверили — вполне сносный, узнаваемый.
— А шута?
— Тот был в колпаке с бубенцами. И потом, эти парни не клялись, что был именно шут Менсон. Они просто дали описание убийцы — сошлось с Менсоном.
— В колпаке с бубенцами… На рассвете…
Эрвин помолчал. Хайдер сказал:
— Мы их отпустили, но взять снова не составит труда. Прикажите, милорд, и мы дожмем. Если думаете, что темнят, — позвольте мне применить методы, я все вытащу.
— Нет, этого не нужно. Лучше скажите об Итане.
Хайдер качнул головой.
— Он хитрил, милорд.
— Своевольничал?
— Никак нет, точно выполнял ваши приказы.
— Посылал куда-нибудь агентов?
— Никуда вне района поисков.
— Пытался с кем-то связаться? Скрывал находки?
— Никоим образом.
— Сговаривался со свидетелями?
— К ним я его и близко не подпускал.
— Тогда?..
— Воля ваша, милорд, я хорошо вижу людей. Итан нигде не оступился, но точно скрывает что-то. Может, не целый факт, а одну мыслишку, но держит за пазухой. Вот его бы я потряс. Прикажите, милорд!
— Пока не нужно, Хайдер… Я попробую сам. Позовите его.
— Слава Агате! — рявкнул кайр и покинул кабинет.
Когда Итан вошел, на столе Эрвина красовался Глас Зимы. Герцог Ориджин рассудил, что Итан, как многие столичные чиновники, восприимчив к прямым и грубым угрозам. Действительно, взгляд Итана прикипел к мечу.
— В-ваша светлость…
Кажется, обращение адресовалось клинку в ножнах.
— Сударь, как полагаете, почему я отправил вас расследовать гибель императора?
— О, это и меня интересует! — шепнула альтесса. — Паренек влюблен в Мими и предан Ворону Короны. Ты не мог найти кого-нибудь, более лояльного к нам?
— В-вероятно, милорд, дело в моем б-благородном происхождении…
— Да, мало кто в протекции может этим похвастаться. А видите ли другие причины?
— Или, в-возможно, из-за того, что мы с в-вами знакомы…
Эрвин рассмеялся.
— Да-да, познакомились, когда вы с Вороном приехали меня отравить. Быть спутником убийцы — отличная рекомендация!
— В-ваша светлость, я не…
— Итан, выбор пал на вас потому, что вы преданы и Минерве, и Адриану. Я знаю, что вы нелояльны к Дому Ориджин, зато очень заинтересованы вскрыть все темные стороны дела. Если имеется хоть один шанс, что император выжил в крушении, именно вы его обнаружите. Если есть подвох, связанный со смертью Адриана, — именно вы его найдете. Итак, сударь… что вы нашли?
Видимо, Итан обладал лучшей памятью, чем Хайдер Лид. Он не потянулся за отчетом, а принялся наизусть излагать обстоятельства дела. С каждою фразой заикался все меньше — видимо, обретая душевное равновесие. Эрвин прервал:
— Э, нет, сударь, я умею читать. Знаю без вас, что сказано в отчете. Поведайте то, о чем не сказано.
— П-п-простите?..
— В чем подвох этого дела?
— Д-да вроде нету подвоха… Ч-что вас смущает, милорд?
Что смущает — отличный вопрос. Эрвин точно знал, кто разрушил мост. Он никогда не говорил об этом с Аланис, но сложил два факта и пришел к выводам. В крушении поезда загадки не было, но тайна имелась в Менсоне. Граф Эрроубэк оказался достаточно дальновиден, чтобы толком вымуштровать свидетелей и как следует запугать их. Его люди лгали гладко, связно, уверенно. Из четкой и логичной картины их вранья напрочь выпадал несуразный поступок Менсона. За какою тьмой он решил убить любимого племянника? Какую выгоду нашел в смерти единственного человека, которому был нужен? И почему ранним утром оказался полностью одет, даже в колпаке с бубенцами? Эрвин допросил дворцовых слуг: шут всегда просыпался с трудом и вставал очень поздно, часу в десятом, если не одиннадцатом. А тут — на рассвете…
Из абсурдности этой части показаний вытекала ее истинность. «Свидетелям» Эрроубэка не было нужды сочинять подобный бред. Сказали бы просто: император утонул в реке или разбился при падении. Значит, шут с ножом действительно был. Это и волновало.
— Зачем Менсон убил Адриана?
— Милорд, Менсон был б-безумцем. Н-нельзя понять поступки тех, кого боги лишили рассудка.
— Значит, просто помутнилось в голове, выхватил кинжал и заколол? Причем как раз в миг, когда Адриану и без того грозила смерть?
— В-возможно, эти события связаны. В-вероятно, шок от падения поезда ухудшил состояние рассудка Менсона.