И главное. Абсолютно главное. У восставших крестьян — Подснежников Салема — нашлось искровое оружие! Стратегический план Эрвина, главный его расчет оказался верен! Кукловод вывел на поле неожиданную силу, чтобы заманить Эрвина в ловушку, — и так попал в ловушку сам! Эрвин буквально видел фишки на игровом поле. Вот движется громоздкая серповая стратема Кукловода, вот выходят против нее северные мечи. Вот в самый разгар сражения бьет им во фланг главный отряд Кукловода — Пауль с бригадой. А вот сам этот отряд влетает в капкан и гибнет, а искра — Пауль — достается Эрвину! Разгром, после которого нет смысла продолжать партию! Кукловод сдастся на милость победителя или сбежит на Фольтийские острова, откуда рано или поздно его вернут имперскому суду…
Тем вечером Эрвин все рассказал сестре. Затем по душам поговорил с Минервой.
А позже, нетрезвый и полный азарта, никак не мог уснуть. Расхаживал по спальне, пил ордж, красками фантазий рисовал свою скорую победу.
— Иди ко мне!
Альтесса возникла прямо в постели. Улеглась на живот, поболтала в воздухе босыми пятками.
— Милый, сядь рядышком, поговори со мной.
— Как я могу сидеть, когда душа парит на крыльях восторга?!
— Так подлети ближе, сокол ясный, и раздели восторг с любимой!
Он встрепал ей волосы и поцеловал в шею.
— Кстати, о любимых, — мурлыкнула альтесса, — что это было?
— Поцелуй нежности и затаенной страсти!
— Нет, чуть раньше… Примерно час назад. Ты, кажется, флиртовал с Мими?
— И мне кажется нечто подобное.
— Если невинное заигрывание считать за дюжину копейщиков, то ты бросил в атаку рыцарский батальон. Любопытно, что бы ты делал, если б защита владычицы не выдержала?
Вместо ответа Эрвин сжал ягодицу альтессы.
— И тебе ее совсем не жаль?
— Конечно, жаль, в том и дело! Она — императрица и моя кукла! Кто посмеет заигрывать с нею? Бедняжка навек лишена радостей не только любви, но даже флирта!
— И ты… угостил ее конфеткой?
— Она заслужила сладость. Так ловко разыграла шаванов, так старательно ненавидит меня, так бережно хранит пыльную верность трупу Адриана! Разве она не прелестна?
Альтесса мягко оттолкнула руку Эрвина.
— А часом раньше ты поцеловал сестру.
— То было невинно…
— С языком.
— И быстро…
— Я считала Праматерей и дошла до Елены.
— Всего-то!
— До Елены на третьем круге!
— Да пойми же ты: сегодня особый день! Бывают дни, когда каждая девушка — принцесса, каждая монета — золотая, каждая стрела — в цель. Сегодня — такой! Уж прости, мне очень стыдно, но я счастлив! Иона заразилась счастьем от меня, Мими — тоже. Я — факел радости, что зажигает сердца! Кому это повредило?!
Альтесса села, подобрав ноги и запахнув халат.
— Тебе.
Он хлопнул ресницами.
— Как?
— Иона стряпает алхимическую смесь из любви к тебе и к мужу. Пускай, это ее дело. Мими променяет мечты о гниющем Адриане на твою теплую постель. И хорошо. Беда в том, что ты рановато обрадовался.
— Да, Кукловод еще не пойман, но…
— Но я не о нем. Ты сказал сестре, что бросишь в атаку Нортвудов, а крестьяне отобьют искрой. Как думаешь, во сколько жизней это обойдется?
— Не много. Медведи наткнутся на искру и откатятся…
— Когда один скачет в атаку с обнаженным мечом, а другой лупит в него искрой — один из двух умирает, правда? Твое «наткнутся, откатятся» — это сколько трупов? Сотня? Тысяча?
— Но…
— Помнишь день, когда я ни разу не подшутила над тобой? Ты убил двадцать пять пленников, мы вместе запивали горе. Ты был в таком сумраке, будто погибли друзья. Двадцать пять незнакомцев!
Эрвин сел, помолчал… погас.
— Это необходимые жертвы. Кукловод погубит много больше, если я его не остановлю.
— Не сделаешь омлет, не разбив яиц? Аланис говорила это. Ты ответил, что не любишь яйца.
— Крестьяне сами виноваты. Они, тьма сожри, подняли мятеж! Сами выбрали свою судьбу!
— Но ты не за это их караешь. Знаешь же: пусть не по закону, но по совести они правы. Ты бы всех простил, если б не партия против Кукловода.
Эрвин озлился.
— Тьма сожри, чего ты хочешь? Я, значит, слишком бездушен?! Сама же так хотела! Учила: сметай людей лопатой, как снег! Вот тебе желанная степень бездушия! По моему приказу медведи пойдут бить крестьян — и меня это волнует меньше, чем круглые ляжки Минервы!
— Немного иначе, — альтесса покачала головой, отбросив темные локоны с глаз. Ее взгляд был неприятно острым. — Ты думаешь про ляжки Минервы и про язык сестры в твоем рту, и про фанфары будущей победы — лишь бы не думать о мертвых серпах. Ты зажег свой, хм, «факел счастья», чтобы ослепить себя. Сладкий самообман, затмение эйфорией. В Дойле ты не лгал ни себе, ни мне.
— Я просто научился быть злым.
— Докажи.
Альтесса подала ему Глас Зимы.
Эрвин поставил свечу, а сверху — пробку от бутылки орджа. Обнажил меч. Движения обрели хищную плавность. Глас Зимы покорно слился с рукою, рассек воздух парою пробных взмахов, наполнился силой, поднялся для атаки.
Эрвин прицелился в пробку взглядом и процедил: «Умри!», — и хлестнул стальным кнутом.
Раздался треск, когда клинок врубился в столешницу. Он не задел ни пробку, ни даже свечку.
Опустошенный промахом, Эрвин бессильно опустился на ковер. Альтесса легла рядом, прильнула к его плечу.
— Любимый… Где-то бродит шут Менсон, непонятно зачем убивший владыку. Итан до сих пор молчит о чем-то. Знахарка что-то нашептала на ухо Аланис. Кукловод очень умен и может избежать твоей ловушки, и жертвы крестьян окажутся напрасны… Я — Тревога. Я не дам тебе забыть о таких вещах. И разлюблю тебя, если начнешь мне лгать.
* * *
План рухнул не из-за хитрости Кукловода.
Владычица Мими, не учтенная Эрвином в расчетах, примчалась на Святое Поле, с малым эскортом пронеслась сквозь порядки войск, вступила в переговоры с Подснежниками — и достигла соглашения. Битва не состоялась: невозможно было бросить армию на крестьян, только что прощенных императрицей! Кайры не вступили в бой, тыловой штаб не остался беззащитною приманкой, разведчики Кукловода не увидели возможности для атаки — и бригада ушла от капкана. Эрвин послал во все стороны конные разъезды, надеясь найти хоть след бригады. Тщетно. Какие следы там, где прошло двадцатитысячное войско!..
Вассалы Эрвина осудили поступок Мими и не преминули поделиться негодованием. По законам Севера крестьянин заслуживает сурового наказания даже за непочтение к воину. Можно считать удачей, если мужик нахамил кайру и отделался десятком плетей. Что же говорить о мужиках, которые подняли мятеж, несколько раз вступали в бой с рыцарями, а затем расстреляли послов на переговорах?! Кайры всерьез готовились учинить расправу, отчасти сдерживаясь лишь брезгливостью: неприятно пачкать мечи холопской кровью. Идеальною казалась эрвинова задумка: растоптать мужиков силами нортвудцев, а кайров оставить в резерве, для страховки. Но Минерва своею выходкой испортила все! Мужики отбылись парой козлов отпущения. Стыдно сказать: из ста тысяч мятежников перед судом встанут двое, да и те умрут не на глазах остальной своры! Бунтари разойдутся по домам, уверенные в своей правоте! Вдобавок, Минерва проявила своеволие: поступила так, будто она и впрямь управляет Империей, не нуждаясь в одобрении герцога Ориджина.
