Магистр покачал головой:
— Господин майор, ну мы же обсуждали…
— Что обсуждали, ха-ха?
— Ну только что. Когда она выходила.
— Все из памяти моей вылетело, все любовь твоя во мне затмила! — баском пропел кузен. — Что, совсем столичных песен не знаете? Ладно, ладно, шучу. Пускай торчит до завтра. Я вернусь за тобой, красавица!
Напоследок кузен чмокнул ее в щеку и потрепал не то по плечу, не то по груди.
Медбрат увел Дороти. Она вернулась в цех ни жива, ни мертва. Вроде бы, все вышло хорошо. Вроде бы, очень хорошо. Она выздоровела и послезавтра уплывет домой. Обнимет Глорию, увидит, что все с нею в порядке. Поцелует мужа… наконец, вспомнит его имя. Накупит книг и пошлет в лечебницу для Нави. Все хорошо, все как надо.
Отчего же так страшно?
* * *
Дороти привели в цех. Оставалось еще четыре часа рабочего времени. Пожалуй, ей можно было трудиться, спустя рукава, наплевать на красоту шрифта и количество страниц — ведь все равно последний день. И стоило сказать Нави об отъезде — для него это будет тяжкая потеря, лучше ему узнать из первых рук. Но странное дело: Дороти не хотелось думать о том, что будет завтра. По какой-то причине отъезд страшил ее не меньше, чем кузен-майор. Хотелось замкнуться в труде, как улитка в раковине, обмениваться с Нави неважными числами и ни о чем не думать, особенно — об отъезде.
— Назови число, — сказал юноша с отголоском вчерашней обиды.
Вместо ответа Дороти спросила:
— Тебе бывает страшно?
— Часто, — признался Нави.
— Отчего?
— От чисел. Когда их мало, не хватает, когда в матрицах много пустот.
— Почему это пугает тебя?
— Тогда мир слишком непонятный. Я не могу рассчитать, предсказать… Приходит хаос. Страшно.
— И что ты делаешь?
— Ищу нужные числа. Или хоть какие-нибудь. Скажи число, будь добра!
Она сказала:
— Девятнадцатое мая.
Сегодня — восемнадцатое, девятнадцатое — завтра. Нави насторожился:
— Что случится завтра? Что увезет корабль?
— Меня.
Еще вдох или два он водил пером по бумаге. Затем смысл сказанного достиг больного мозга, Нави побелел, выронил перо.
— Как?.. Нет, я не хочу!..
— Не расстраивайся. Я куплю много книг с числами и привезу тебе. И задам герцогу те вопросы — помнишь, ты просил? Или даже самой…
Она не успела сказать «владычице» — леди Карен за спиною Дороти вдруг закашлялась. Надрывно, сухо, страшно — все оглянулись на нее.
— Выйти, воздуха… — прошептала Карен, глядя на Дороти. — Помогите…
— Мастер Густав, я помогу ей!
Не ожидая разрешения, Дороти взяла Карен под руку и повела, а та все кашляла и спотыкалась на каждом шагу. Медбрат хотел остановить их, Густав крикнул: «Пускай», — их пропустили. Две женщины рука об руку сошли по лестнице, выбрались во двор. Стоял свежий майский вечер, дул ветерок с запахом морской волны. Кашель не унимался, Карен сгибалась и царапала грудь.
— Выпейте воды, миледи…
Дороти осеклась: воду она не взяла. Вот дура.
— Сейчас сбегаю, потерпите немного.
— Не нужно воды, — прохрипела Карен и зажала рот платочком.
Кашлянула еще раз или два, осторожно перевела дыхание, кашлянула.
— Вам нужно к лекарю! Сейчас найду его!
Дороти отняла у Карен платок и с содроганием развернула. Ждала увидеть пятна крови, однако платок был чист.
— Сложно поверить, но я не больна чахоткой. Кхе-кхе… Удивляюсь этому всякий раз, как смотрю в зеркало.
Дороти выпучила глаза. Что это было — шутка? От Карен?..
— Я просто поперхнулась проклятой водой. Кхе-кхе. Уже намного лучше. Благодарю вас, миледи.
С минуту они просто стояли и смотрели друг на друга. Дороти думала: нужно сказать ей, что уезжаю. Еще думала: свежий воздух не помогает, если поперхнулся. Зачем мы вышли во двор?
— Леди Карен…
— Леди Дороти…
Начали одновременно до нелепости, Карен кивком уступила.
— Миледи, завтра я уеду отсюда. Магистр признал меня здоровой и позволил кузену увезти меня. Я могла бы позлорадствовать: вы так надеялись, что останусь на долгие годы, а я уезжаю. Но чувствую в душе не злорадство, а печаль. Жаль, что вы и Нави остаетесь. Присмотрите за ним, насколько сможете. Если хотите что-нибудь передать или о чем-то попросить, я буду рада выполнить.
Чувства Карен, как обычно, не проглядывали сквозь мертвенную маску. Лишь глаза стали слегка теплее — и печальней.
— Миледи, на материке вас убьют.
— Что вы говорите?! Я не понимаю…
— Такие, как вы и я, не уходят отсюда живыми. Я надеялась, что вы останетесь, поскольку это означало бы жизнь. Но вас увозят на плаху.
— Нет, это ложь! За мной приехал кузен, он повезет домой, я увижу дочь! Магистр отпускает меня, поскольку я выздоровела!
— Вы и были здоровы… Но это теперь совершенно неважно. А тот человек, что приехал за вами, — уверены, что он ваш кузен?
— Конечно! Он служит в алой гвардии в чине майора, он привез меня на лечение, а теперь…
Дороти растеряла слова.
— Он просто майор алой гвардии, — сказала леди Карен. — Он приехал доставить вас на экзекуцию. Не знаю, чем вы навредили Династии, но внуки Янмэй никогда не прощали обид.
Все страхи склеились в голове Дороти в единый большой ужас. Страх перед майором, страх перед владычицей, страх перед отъездом. Майор сказал: «Я нашел покупательницу». Это Минерва — кто же еще! И с Глорией теперь все ясно: конечно, дочь забрали, если мать приговорили к смерти!
— Миледи, — сказала Карен, — к счастью, вам дали еще одну ночь. Если у вас есть желание, я помогу его выполнить.
— Простите… вы о чем?
— Династия очень изобретательна в наказаниях. А я могу сделать это почти безболезненно. В комнате имеются подушки. Также я знаю выход на крутую скалу.
Дороти раскрыла рот, пытаясь уловить смысл.
— Подушка?.. Скала?.. Нет, миледи, нет! Я не собираюсь умирать!
— Хотите поступить благородно? Ваше право, миледи. Я сделала тот же выбор и много лет жалела о нем. Но вы мне, как и прежде, не поверите.
Карен возвратилась в цех. Дороти стояла во дворе, глотая воздух, пока за нею не пришел медбрат.
— Чего застряла? Книжка сама себя не перепишет!
Она села на свое место ни живая, ни мертвая. Руки так тряслись, что перо не попадало в чернильницу. Нави затарахтел, как попугай: