— Леди-во-Тьме?
— Среди магистров ордена есть трое высшего ранга. Леди-во-Тьме — старейшая и мудрейшая из них.
— Зачем она просила меня убить Минерву?
— Она не просила вас, милорд.
— Но она плела заговор против Минервы и приглашала меня участвовать.
— Она солгала.
— Но зачем?..
— Вы можете понять это сами, милорд.
Отец Давид умолк, будто предлагая разгадать загадку прямо сейчас. Эрвин прищурился, сжал виски, собирая фрагменты воедино.
Тот чудовищный разговор в поезде. Старуха предложила убить Минерву и Менсона. Ладно, Минерву — в этом есть логика. Но Менсона она сама привезла на суд! Отчего не утопила где-то в болотах, если желала ему смерти? Вот странность, о которой я раньше не думал.
А вот та, о которой думал часто: что за неуклюжий заговор? Два седых южных льва зовут в свою игру мелкого северного волчонка, которого видят второй раз в жизни! Зачем? Быть может, это и не заговор вовсе, а только провокация? Они хотели увидеть, не соглашусь ли я? «Подвергли ряду проверок» — сказал отец Давид. Ведь не его подвергли, а меня!
Но не только меня, а и Минерву. Леди-во-Тьме дарила мне цветок: цвета Севера и цвета Династии. Холодная тьма! Это с самого начала было намеком! Она выбирала себе союзника — меня или Мими!
Что было дальше? Странная болезнь Леди-во-Тьме. Ее мог отравить я — но я этого не делал. Мог Франциск-Илиан — но это крайняя глупость с его стороны. Он вместе с болотницей затевает авантюру, а потом травит свою союзницу — и остается один в поле, беззащитный против обвинений. Но ни один болотник так и не обвинил его — значит, они точно знали, что пророк не виноват. Не пророк и не я, а кто же? Тьма! Да есть же еще один вариант! Совершенно очевидный и настолько же абсурдный!
К чему это ведет? Пьяная Минерва едет навещать хворую старуху… Старуха допускает к себе только внучку, а внучка напивается и едет без свиты во избежание позора… Тьма сожри! Позже они видятся еще раз, а потом устраивают поездку в Арден! Было бы это возможно, если б не болезнь? Никогда б я не позволил им видеться наедине, не будь одна пьяна, а вторая при смерти!
А что дальше? Укладывается ли в догадку? Еще как, тьма сожри! Франциск-Илиан вызывается советником на суде и устраивает целую серию провокаций. Сыплет ими, как горохом из мешка; достается и мне, и Минерве, и Марку. Пророк почти не напрягается, чтоб защитить Менсона; все его старание — злить Минерву и меня. Последняя, самая громкая выходка — мой вызов как свидетеля. И в тот же день, как говорит Давид, ему позволяют раскрыть мне тайну.
Тьма сожри! Да это дедова история! Мыши нужны, чтобы проверить кота!
— Милорд, я вижу по вашему лицу, что вы многое поняли. Согласитесь: приятно достичь знания самому, без моих подсказок.
— Холодная тьма!.. Это все было игрой?!
— Никоим образом, милорд. Поверьте, мы относимся к будущему Империи весьма серьезно. Именно потому ее величество должна была так тщательно испытать вас.
— Я верно понял, что Франциск-Илиан — тоже магистр ордена?
— У него высшая ступень посвящения, но он лишь недавно примкнул к нам.
— А Адриан… он был с вами?
— Нет, милорд. Он ценил прогресс и познание, как мы, но был излишне деспотичен. В наших мечтах мир подчинен знанию и закону, а не воле тирана.
— Телуриан?
— Нет, милорд.
— Владычица Ингрид?
Отец Давид допустил короткую паузу.
— Владычица не имела посвящения, но была близка с Леди-во-Тьме и нередко помогала нам.
Внезапная догадка озарила Эрвина:
— А Галлард Альмера? Он — на вашей стороне?
Священник сжал губы:
— Велико разочарование, связанное с ним. Он сам узнал о нашем существовании. Плетя свою сеть доносчиков среди монастырских братий, он выяснил, что братья-максимиановцы участвуют в нашем ордене. Мы не смогли скрыться от внимания приарха, потому попытались склонить его на нашу сторону. Поначалу нам сопутствовал успех, его преосвященство помог нам в некоторых начинаниях. Но около года назад он внезапно отвернулся от нас, оборвав все связи.
Сердце Эрвина жарко забилось. Он ощутил себя гончей, после долгого бега поймавшей зверя за хвост.
— Стало быть, Галлард Альмера знает о вашем ордене, но сам в него не входит?
— Да, милорд.
— И отвернулся он от вас примерно год назад — то бишь, как раз тогда, когда Кукловод начал выполнять свой план?
— Мы пока не установили связи между этими событиями, но совпадение по времени имеется.
— А знает ли Галлард Альмера о том, что вы умеете подделывать Предметы?
Зрачки Давида чуть заметно расширились, и Эрвин усмехнулся:
— Ну, хоть чем-то я вас удивил. Да, я знаю о поддельной Светлой Сфере. Было не так уж сложно узнать — всего лишь договориться с врагом.
— Я не сомневался в вашей проницательности. Нет, милорд, его преосвященство не знает о подделках. Мы никогда не доверяли ему полностью, потому скрыли все, что могли скрыть.
Эрвин потер ладони.
— Минутку, отче. Позвольте мне…
Он звякнул в колокольчик и приказал орджу. Откинулся на спинку кресла, сделал большой глоток, закатил глаза. Хотелось сполна ощутить этот миг, не дать ему пролететь мимо в хороводе мгновений.
Я знаю, кто Кукловод!
Сделать хороший глоток, ощутить этот приятный жар в теле. Повторить и прочувствовать: я знаю, кто Кукловод!
Полгода я боролся с человеком, бывшим только его сообщником. Полгода затем искал его самого. Потерял многих отличных воинов, пережил крушение моего плана, множество раз ошибался, шел по ложному следу, но теперь…
— Я знаю, кто Кукловод, — сказал он вслух.
— Приарх Галлард Альмера? — уточнил отец Давид. — Мы не уверены в этом…
— Я знаю все, — сказал Эрвин, и губы сами собою расплылись в улыбке, в груди затрепетал едва сдерживаемый восторг. Вот теперь он ощутил сполна.
Да, это — тот самый миг!
— Я знаю все, — повторил герцог Эрвин София Джессика. — Я знаю, что вы ненароком, сами не планируя того, обманули Кукловода. Поддельная Светлая Сфера сорвала его план и отбросила на полгода назад. Я представляю его ярость, когда Кукловод, украв три сотни Предметов, все же не получил желаемого и вынужден был снова искать! Я знаю, что владыка Адриан действительно помогал Кукловоду, но вслепую, не понимая его силы. Когда Адриан перестал быть полезен, Кукловод устранил его — и я знаю, каким способом; и знаю даже, почему так отчаянно молчит Менсон на суде. И уж конечно…
Эрвин кивнул самому себе, наслаждаясь этою минутой — первой за долгий год! — когда он абсолютно, полностью был в себе уверен.
